Иринарх Кромсатов - Лярва

Упомянутая Ира, сама из семьи пьющей и крайне неблагополучной, стремилась к изгнанию несчастливого прошлого из своей памяти и всеми силами сторонилась тех детей, прежняя жизнь которых хоть в чём-нибудь напоминала её собственную. Появление Сучки, бывшей к тому же двумя годами младше и очень скоро заявившей о себе всеми описанными свидетельствами ужасного прошлого, было воспринято Ирой как вызов, на который долженствовало ответить. И ответить она решила постоянными отмежеваниями от Сучки, демонстрацией своей полной противоположности и превосходства над нею. Например, однажды, проходя мимо Сучки, которая принялась по окончании трапезы вылизывать тарелку, по недогляду педагогов вовремя не отнятую у неё, Ира не выдержала, резко остановилась и ударом руки вышибла тарелку из культей урчавшего от жадности ребёнка. Также Ира взяла за правило, неожиданно наклонившись к сидевшей смирно на кровати Сучке, вдруг делать громкий пугающий возглас, отчего та вздрагивала, отшатывалась в сторону или даже падала на пол при всеобщем хохоте наблюдателей. За цветочками последовали ягодки: сопровождая каждый поступок Сучки презрительногневными комментариями, Ира всячески старалась унизить её, представить в ничтожном и смешном виде, например: сравнивала её со свиньями и крысами, называла «помойщицей» и «бомжихой», употребляла и нецензурные выражения и дошла, наконец, до толчков, плевков и ударов кулаком по девочке, не имевшей понятия о самой возможности самозащиты. Ире понравилось перед отходом ко сну, подойдя к кровати Сучки, плевать на её постель или даже прямо в лицо — под молчаливое и послушное одобрение всех присутствующих.

К слову сказать, сама унижаемая ко всем этим проявлениям человеческой злобы относилась совершенно спокойно и буднично, как к неизбежному закону жизни. Этот закон был уже слишком хорошо известен маленькой страдалице, чтобы удивлять либо тем более возмущать её. Вполне уверенная, что иной жизни не бывает, и напрочь лишённая чувств гордости и собственного достоинства, Сучка давно уже не воспринимала физические страдания как именно страдания, считая их всего лишь неприятностями, чем-то вроде укуса пчелы. А ощущение, хотя бы внутреннее и неосознаваемое, об унижении личности было ей знакомо ровно настолько, насколько она знала законы Ньютона или теорию Эйнштейна. Не пикнув, она вынесла бы и стократ тяжелейшие унижения. Утвердившись в убеждении, что жизнь есть мучительство одних над другими, она смирилась с ролью жертвы, поминутно ждала нападения и готовилась к очередному акту терпения.

В своих поступках Ира не только не встречала со стороны других детей сопротивления, возражений или критики, но, будучи сама личностью сильной и самоуверенной, окрыляла других своим примером и легко вела за собою. Постепенно своими беспрестанными уязвлениями и клеваньями Сучки она внушила и другим детям уверенность в безнаказанности, в праве поступать так, в наличии даже большой весёлости и удовольствия от таких поступков. Наконец, она показала пример уже и гнусной, отвратительной пакости, на которую способны только люди и никогда — животные. Притом издевательство над слабым и беззащитным было в этот раз предъявлено зрителям как нечто развесёлое, как зрелище, достойное аплодисментов.

Однажды ночью Ира проснулась и направилась к туалету. Проходя мимо кровати со спящею Сучкой, одна дерзкая и соблазнительная мысль зашевелилась в её сознании. Остановившись, она некоторое время размышляла, допустимо ли к исполнению её намерение, и наконец, по-видимому, дала себе на него разрешение. Быстро развернувшись, Ира обежала всю спальню и разбудила некоторых других девочек, ближайших своих подружек, шёпотом приглашая их к лицезрению занятного зрелища. Затем она вернулась к кровати спящей Сучки, взобралась на кровать, встала ногами по бокам постели над тем местом, где находилась голова спящей, присела и принялась мочиться прямо на лицо несчастного ребёнка. В спальне захихикали. Сучка проснулась, огляделась, увидела над собой Иру и, поняв ситуацию, осталась лежать тихо и неподвижно, безмолвно наблюдая за происходящим. Вдоволь насмеявшись с подругами и нахвалившись перед ними своим превосходством, правом и силой, Ира не хотела ещё успокоиться и решила завершить «забавную» сцену испражнением на голову безропотного ребёнка. Она даже успела объявить о своей остроумной идее, чем вызвала ажиотажный интерес, одобрительные реплики и радостные восклицания. Девочкам очень понравилось увлекательное зрелище, некоторые из них даже повскакивали с постелей и приблизились. Но здесь, присаживаясь поудобнее, Ира сделала неловкое движение, покачнулась, потеряла равновесие и свалилась на пол, сама испачкавшись в созданных ею же лужах. Собственная досадная оплошность немедленно взбеленила её и зажгла огонь самой бешеной, истеричной ярости. Нетрудно догадаться, в чей адрес получила направление и исход эта ярость.

— Ах ты, дрянь вонючая! — завопила Ира. — Бейте её, девочки!

И немедленно подала личный пример, нанеся удар по лицу и накинув на голову Сучки одеяло. Остальные принялись избивать девочку с тем рвением, усердием и чувством товарищеского плеча, какие возможны лишь при объединении множества против одного. В спальне некоторое время слышались только звериные рычания, надсадные вопли вкладывания всей силы в удар, вскрики досады при недостижении цели причинения боли, возбуждённые призывы «пнуть всем одновременно», «ударить в нос» и прочее. Истязание было прекращено лишь вмешательством взрослых, когда достигло уже такой степени азарта мучительства и истерии садизма, что хищные крики и визги положительно достигли беспамятства, голоса перестали приглушаться и были услышаны за дверями.

Окровавленную Сучку спасли от рук маленьких садисток и наконец отселили в отдельную комнату, а поскольку дежурившим в ту ночь воспитателям очень не хотелось навлекать на себя дополнительную воспитательскую работу, отягощаться хлопотами по наказанию виновных и заполнять бюрократическую отчётность, то о том факте, что толпа детей чуть не совершила коллективное убийство, предпочли забыть и начальству не докладывать.

Впрочем, не давши хода делу в реальности, не наказав виновных и даже убоявшись поставить в известность начальство, воспитатели — вот те самые, что дежурили той ночью и спасли девочку, — в то же время и не смогли удержаться от правильных и многоумных речей по поводу произошедшего. Попивая чаёк тогда же ночью, один из них сказал другому, солидно почмокав губами и сокрушённо покачивая головою:

— Однако. Большинство людей, к сожалению, существа крайне ведомые, и нет у них более настоятельной и первейшей социальной потребности, как найти и определить себе сильного, самостоятельного человека для руководства, следования и подражания. Начнёт такой человек побивать другого камнями, или распинать, или доносить, или стрелять в другого, и вертящиеся вокруг него и глазеющие на него ведомые взапуски примутся делать то же самое, начисто забыв об уроках прошлого. И если уж взрослые таковы или крайне склонны быть таковыми, то дети-то — тем более.