Ким Лиггетт - Последняя жатва [litres]

– Скоро все это закончится, – говорю я и осторожно закрываю за собой дверь.

Достав конверт из заднего кармана джинсов, я подсовываю его под дверь Джесс, затем заглядываю в комнату Умнички. Здесь светлее, чем в остальной части дома, потому что она никогда не задергивает штор, как будто желает видеть все и ничего не пропускать. Когда она спит, то похожа на ангела с этими своими длинными темными ресницами и румяными щечками. Она улыбается во сне. Я не знаю больше никого, кто бы улыбался во сне. Укрывая ее сползшим одеялом, я замечаю, что она прижимает к себе затасканного пупса. Это не особая семейная реликвия. Пупса ей подарила какая-то женщина в похоронном зале во время церемонии прощания с нашим отцом. Когда я спросил, почему она вдруг начала так носиться с этим пупсом, она ответила, что практикуется. Это еще одна причина, почему Умничке надо учиться в школе Всех Святых. Ведь она способна на куда большее.

Я знаю, что Умничка не любит, когда кто-то касается ее волос, но мне непонятно, как она может спать с этими своими несимметричными косичками. Когда я наклоняюсь к ней, чтобы снять с них резинки, то вдруг замечаю, что глаза старой куклы-пупса открыты и смотрят прямо на меня – чернильно-черные, мерцающие в темноте.

Я, спотыкаясь, пячусь, отступаю на несколько футов назад и чувствую, как сердце часто и гулко бухает у меня в груди. Еще секунду назад глаза пупса были закрыты, я в этом совершенно уверен. И тут я вспоминаю объяснение мисс Грейнджер насчет того, что я, мол, пророк, и всего, что с этим связано. Возможно, то, что я сейчас вижу, творится только в моей голове, что таким странным образом проявляется мой страх. Я на миг зажмуриваю глаза и делаю глубокий вдох.

Что-то со стуком падает на пол. И слышится звук волочения.

Я чувствую, что вокруг меня присутствует какая-то темная сущность.

Открыв глаза, я вижу, что Умничка перевернулась на живот, а кукла-пупс лежит у моих ног. Я переворачиваю куклу ногой и вижу, что глаза ее закрыты. Я нервно выдыхаю скопившийся в легких воздух. Должно быть, пупс свалился с кровати, когда Умничка перевернулась. Я испытываю легкое чувство вины, когда все-таки пинаю куклу носком ботинка и загоняю ее под кровать. Я знаю, моя сестренка любит этого пупса, но надеюсь, что она скоро про него забудет – как говорится, с глаз долой, из сердца вон.

Я закрываю дверь Умнички и направляюсь к двери собственной спальни, но, подойдя к ней, понимаю, что не могу заставить себя туда зайти. Может быть, от недосыпания у меня начнется бред, но я точно знаю – едва моя голова коснется подушки, как мне начнут сниться дурные сны. А меня ужасает перспектива снова погрузиться в кошмар. Только не сейчас.

Помня о том, что нельзя ступать на скрипучие половицы, я осторожно спускаюсь по лестнице и надеваю свои рабочие ботинки и куртку.

И иду через пшеницу к комбайну, единственному прибежищу, где я могу обрести покой.

К девяти часам утра я уже убрал еще семь акров пшеницы, принял душ и сказал Умничке, что нам с ней нужно ехать, потому что нас ожидает приключение. Приключение, в котором будем участвовать только мы.

– Надень что-нибудь красивое, – говорю я ей, а сам выхожу и начинаю ждать ее, сидя в пикапе. Я не могу сидеть на кухне и смотреть, как мама отчаянно пытается овладеть собой, а взгляд у нее при этом такой затравленный. Она похожа на вот это одинокое семечко ивы, которое сейчас пристало к «дворникам» на ветровом стекле моего пикапа – она так же колеблется на грани, и один-единственный сильный порыв ветра может унести ее куда-то далеко-далеко, где я до нее уже не достучусь. Я наблюдаю, как семечко улетает в сторону ранчо Нили. Быть может, если сегодня вечером в кругу членов Общества охраны старины мама увидит своих старых подруг, свою прежнюю жизнь, это пойдет ей на пользу и ей станет лучше.

Умничка вприпрыжку выбегает из дома, одетая в розовый с фиолетовом костюмчик феи – с крыльями за спиной и всем прочим, что полагается иметь фее. Я сдвигаю бейсболку как можно ниже, пытаясь скрыть улыбку. Я понимаю – вероятно, мне следовало бы сказать ей вернуться в дом и переодеться, но по мнению Умнички именно этот из ее нарядов – самый красивый. Так зачем портить ей праздник?

– Ты выглядишь чудесно, – говорю я, соскочив на землю и подняв ее на подножку у пассажирского сиденья.

– Спасибо. – Она усаживается на сиденье и осторожно кладет рядом с собой свою волшебную палочку.

Когда мы по Шоссе 17 доезжаем до границы нашего округа и пересекаем ее, Умничка наконец спрашивает, куда мы едем. Но мне кажется, что ей все равно, куда, пока мы с ней вместе. У нас двоих всегда было именно так.

– Я везу тебя в Мерфивилль.

– В магазин автозапчастей? – Она вынимает из бардачка карту. На лице ее нет ни тени разочарования.

– Нет. Я везу тебя к церкви Всех Святых.

– К тому зданию с высоченным шпилем? Ничего себе! А зачем?

– Ну… – говорю я и, вытащив из кармана письмо из школы, отдаю его ей. – Вы, мисс Натали Энн Тейт, приняты в тамошнюю частную школу и будете в ней учиться.

Она расправляет листок бумаги на коленях, теребит его края.

– Я что, сделала что-то не так?

– Ну что ты, конечно, нет. Это школа для одаренных детей. Таких, как ты.

Она с усилием сглатывает.

– Но ты ведь не станешь меня там оставлять, да?

– Само собой. – Я ласково сжимаю ее предплечье. – Я буду возить тебя туда каждое утро, а потом отвозить домой.

Она вглядывается в карту. По тому, как загораются ее глаза, я понимаю, что она производит в уме расчеты.

– Но это же сорок шесть миль туда и столько же обратно.

– Это даст мне время для размышлений. Так что ты окажешь мне большую услугу. Знаешь, я ведь не только красив, у меня в голове еще куча мыслей. – И я стучу по козырьку своей бейсболки.

Она хихикает.

– Например, мыслей об Эли Миллер?

У меня в голове не укладывается, что минувшей ночью здесь, в моем пикапе лежала Эли, как раз там, где сейчас сидит Умничка. Моя рука инстинктивно тянется к стереосистеме – я совсем забыл, что выдрал ее из приборной панели пару дней назад.

– Что с ней произошло? – Умничка касается проводков, оставшихся от стереосистемы.

– Сломалась. – Я щурюсь от солнца.

– Знаешь, ведь Эли наверняка будет сегодня вечером в Обществе охраны старины на Празднике урожая.

– Да, знаю.

– Тебе надо будет с ней потанцевать.

– Ты так думаешь? – Она с воодушевлением кивает. – А с кем собираешься танцевать ты?

– Может, с мамой. – Она пожимает плечами. – Или с Джесс, если она мне разрешит.

– Не обращай внимания на Джесс. У нее сейчас переходный возраст. Лучше нам с тобой оставить ее в покое.

– Она просто грустит, потому что наш папа умер.

Я чувствую легкий укол в сердце. Может быть, Умничка и права. И, вероятно, мне следует быть с Джесс поснисходительнее. Возможно, она уже и выглядит взрослой, но на самом деле она еще всего лишь ребенок. Я не должен об этом забывать.