Ким Лиггетт - Последняя жатва [litres]

– « In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti», – хором произносят они.

Мисс Грейнджер закутывает меня в халат.

– Готово, – говорит она.

Я, уставясь в пол и не поднимая головы, спешу обратно за ширму. Я не могу на нее смотреть. Не могу смотреть ни на кого из них троих. Одеваясь, я усилием воли заставляю свою плоть утихомириться.

Прежде чем выйти из-за ширмы, я делаю несколько глубоких вдохов, а выйдя из-за нее наконец, тут же бросаюсь к выходу. Голова моя идет кругом. Я пытаюсь открыть дверь, но она не открывается.

Сзади ко мне подходит мисс Грейнджер.

– Позволь мне, – говорит она и отодвигает дверной засов.

Я все еще не могу смотреть ей в глаза.

Прохладный, свежий воздух вливается в мои легкие, и я наконец-то чувствую, что снова могу дышать свободно.

– У меня для тебя кое-что есть. – Она протягивает руку, чтобы приколоть к моей куртке золотой крестик.

– Мне он не нужен. – Я пытаюсь отстраниться, но она продолжает сжимать материю.

– Это не то, что ты думаешь. Это видеокамера… записывающее устройство.

– Что-что? – Я с удивлением смотрю на нее сверху вниз.

– Видишь этот крохотный драгоценный камешек в середине? Так вот, это не камешек, а объектив. Тебе надо будет только нажать на верх крестика, и он начнет записывать все, что ты видишь.

– Зачем? Зачем это нужно?

– Приезжай сегодня вечером на Праздник урожая. Надень галстук. Нам необходимо, чтобы ты сделал запись, подтверждающую наличие дьявольских меток на остальных.

– Погодите… если не считать Эли и Тайлера, я понятия не имею, где именно на их телах могут находиться эти метки. Как, по-вашему, я должен это сделать? Ведь это будет не вечеринка с играми в бассейне.

– Мы в тебя верим. – Она прикалывает крестик к моей куртке. – Тебе надо это знать – минувшей ночью перед самым пробуждением Эли прошептала твое имя. Ей приснилось, что ты спас ее. Делай все, что будет нужно, чтобы оказаться рядом с ней. Защитить ее можешь только ты.

Умничка берет меня за руку, и я вздрагиваю.

– Я что, напугала тебя? – Она хихикает.

– Нет… нет, конечно же нет, – запинаясь, бормочу я и выдавливаю из себя улыбку.

– Увидимся вечером, – говорит мисс Грейнджер, а затем вновь поднимается по ступенькам паперти и исчезает за массивными церковными дверьми.

Мы с Умничкой, держась за руки, идем к пикапу. Солнце сейчас кажется мне уже не таким ярким, как прежде, как будто над нами что-то нависло. Нависло над всем миром.

Как будто сегодня – это Судный день.

Невольно я то и дело тереблю темно-синий галстук, который повязал себе на шею, – он душит меня, словно удавка.

Я не наряжался так, как сейчас, уже целую вечность – со дня церемонии прощания с отцом. Мама все время поглядывает на свое отражение в зеркале заднего вида, размазывая коралловую помаду по губам. Сидящая у нее на коленях Умничка считает стежки на подоле своего платья, а Джесс прижалась к окну пассажирской двери, как будто ей хочется отодвинуться от меня как можно дальше.

Наверное, уже в миллионный раз я смотрю вниз, чтобы поправить крестообразную золотую булавку, воткнутую в узел моего галстука. До сих пор в голове не укладывается, что это видеокамера. Я чувствую себя кем-то вроде доморощенного подобия Джеймса Бонда из захолустья.

– Осторожнее! – резко говорит Джесс, когда я по рассеянности проезжаю по обочине и гравий, взлетающий из-под колес, стучит по крылу пикапа.

– Извини, – бормочу я, резко выруливая обратно в свой ряд.

Я пытаюсь заставить себя не придавать этому слишком большого значения, но я потрясен тем, как сегодня выглядит Джесс. Ее платье стало ей немного коротковато из-за того, что она выросла, но она выглядит в нем прелестно. И совершенно нормально. Ее лицо уже не размалевано, она смыла с него всю эту дрянь. И даже удалила с ногтей черный лак, а волосы причесала щеткой и уложила прилично, не оставив и следа от своей обычной прически, напоминавшей крысиное гнездо. У нее всегда были такие красивые волосы, не светлые, как у Умнички и какими они были у меня до того, как потемнели и стали русыми. У Джесс волосы точь-в-точь такого же цвета, как жареные каштаны. Они такие с самого рождения.

Если учесть, сколько всего произошло, я чувствую себя как дурак, даже просто думая о том, как сегодня поведет себя Эли, но все рано не могу избавиться от этих мыслей. Начнет ли она снова разговаривать со мной, раз уж теперь я «один из них»? Неужели это и впрямь произойдет так просто? И как, черт побери, я сумею заснять их дьявольские метки на видео? Если я переусердствую, они что-то заподозрят. А что, если дело обернется еще хуже – если они примут меня в свой круг и попытаются заклеймить? Мисс Грейнджер ничего не говорила мне на этот счет, не объяснила, как себя вести.

К тому времени, когда мы въезжаем в город, ужас в моей душе превращается в обреченность. Обе стороны Мейн-стрит заставлены припаркованными машинами. Здесь собрались все. Праздник урожая – это одно из тех немногих мероприятий, устраиваемых Обществом охраны старины, которое открыто для широкой публики и на которое может явиться каждый. В прежние времена, когда этот праздник только зародился, он был чем-то вроде ярмарки, на которой люди могли обмениваться плодами своего труда после того, как собрали весь урожай, теперь же это больше похоже на карнавал.

Играет музыка, жители могут поиграть в некоторые старомодные игры, но гвоздем программы является Адский дом. Баптистская церковь Мидленда устраивает это представление каждый год. Это что-то вроде дома с привидениями, только здесь тебя проводят через несколько больших брезентовых шатров, где разыгрываются маленькие пьески на тему тех или иных злободневных проблем, которые, по мнению духовенства, отвращают людей от церкви. Метамфетамин. Аборты. Однополый секс. Сатанизм. Видеоигры. Собственно, все это просто дает людям возможность показать себя, привлечь к себе всеобщее внимание. В детстве я участвовал в одной из представлявшихся там пьесок – сыграл роль скелета в загробном мире. Это было довольно весело – я выскакивал из темноты и бросался на людей, пугая их до полусмерти. Такова еще одна наша старая, освященная временем традиция.

Я вздыхаю и вылезаю из пикапа. Весь последний год я держал свою семью в затворничестве, и ради чего? Ведь теперь я тащу их прямиком в логово дьявола. Мне до сих пор не верится, что я сейчас начну заниматься слежкой за Обществом охраны старины от имени католической церкви, собирая доказательства, необходимые для того, чтобы получить санкцию на изгнание нечистой силы, то есть экзорцизм. Это кажется полнейшей гребаной дичью даже мне самому.

Но когда я уже начинаю подумывать о том, чтобы посадить всю мою семью обратно в пикап и побыстрее убраться отсюда восвояси, за руку меня хватает Умничка. Ладонь моя так и исходит потом, но сестренка даже не морщит носик.