Артуро Перес-Реверте - Клуб Дюма, или Тень Ришелье [litres]

Девушка отложила еще несколько открыток. Ее длинные смуглые руки уверенно перебирали тонкий белый картон и выцветшие гравюры: изображения Робеспьера и Сен-Жюста, изысканный портрет Ришелье в кардинальском облачении, с орденом Святого Духа на шее.

— Очень кстати, — язвительно прокомментировал Корсо.

Она ничего не ответила, продолжая что-то искать среди книг, и солнце скользило по ее плечам и золотым туманом окутывало Корсо. Ослепленный, он закрыл глаза, а когда снова открыл их, девушка показывала ему толстый том ин-кварто, извлеченный из кучи прочих.

— Ну как?

Он глянул: «Три мушкетера» с иллюстрациями Лелуа, переплет из ткани и кожи, хорошее состояние. Когда он перевел взгляд на девушку, та, улыбаясь уголками губ, испытующе смотрела ему в глаза и ожидала ответа.

— Красивое издание, — только и сказал он. — Ты что, собираешься это читать?

— А как же! Только, умоляю, не рассказывай, чем там кончится дело.

Корсо против воли тихонько рассмеялся.

— Я и сам был бы рад, — заметил он, складывая в стопку открытки, — если бы мог рассказать тебе, чем все кончится.

— А у меня для тебя подарок, — сказала девушка.

Они шагали по Левому берегу мимо лотков букинистов, мимо выставленных на продажу гравюр в пластиковых или целлофановых конвертах, мимо подержанных книг, разложенных прямо на парапете. Bateau-mouche [99] Речной трамвай (фр.). медленно плыл вверх по течению, здорово просев под тяжестью толпы японцев, — не менее пяти тысяч, прикинул Корсо, и ровно столько же видеокамер «Сони». На другой стороне улицы, за стеклами роскошных витрин с наклейками «Визы» и «Америкэн Экспресс», неприступно гордые антиквары бросали едва приметные взгляды поверх толпы, за горизонт, в ожидании, когда появится какой-нибудь кувейтец, русский спекулянт или министр из Экваториальной Гвинеи, которым можно будет всучить, скажем, биде — расписной фарфор, месье, Севр — Евгении Гранде. При этом произношение их, естественно, отличалось четкой артикуляцией.

— Я не люблю подарков, — хмуро буркнул Корсо. — Было дело, кое-кто принял в дар деревянного коня. На этикетке стояло: ахейская ручная работа. Те идиоты и обрадовались.

— И что, несогласных там не нашлось?

— Только один — со своими детьми. Но из моря повылезли какие-то твари, и получилась великолепная скульптурная группа. Если я правильно помню, эллинистическая. Родосская школа. В ту пору боги были слишком пристрастны.

— Они были такими всегда. — Девушка смотрела на мутную воду, будто река несла с собой воспоминания. Корсо увидел задумчивую и вялую улыбку на ее губах. — Я никогда не знала ни одного беспристрастного бога. Или дьявола. — Она резко повернулась к охотнику за книгами. Казалось, ее недавние раздумья унесло вниз по течению. — Ты веришь в дьявола, Корсо?

Он пытливо посмотрел на нее, но река унесла и те образы, что всего несколько секунд назад еще жили в ее глазах. Там остались только текучая зелень и свет.

— Я верю в глупость и невежество, — устало улыбнулся он. — И считаю, что лучший удар кинжалом — вот сюда, видишь? — Он показал на пах. — У бедренной кости. Когда тебя при этом обнимают.

— Чего ты боишься, Корсо? Что я обниму тебя?.. Что небо обрушится тебе на голову?

— Я боюсь деревянных коней, дешевого джина и красивых девушек. Особенно когда они являются с подарками. И присваивают себе имя женщины, сумевшей победить Шерлока Холмса.

Они продолжали свой путь и теперь шли по деревянному настилу моста Искусств. Девушка остановилась рядом с уличным художником, продающим крошечные акварели.

— Мне нравится этот мост, — сказала она. — Потому что здесь нет машин. Только влюбленные парочки, старушки в шляпках и праздная публика. Это мост, лишенный абсолютно всякого практического смысла.

Корсо не ответил. Он провожал взглядом баржи с низкими покосившимися мачтами, а они проплывали мимо, между опорами, которые поддерживали всю железную конструкцию. Когда-то на этом мосту звучали шаги Никон — рядом с его шагами.

Он помнил, как она точно так же остановилась рядом с художником, может, с тем же самым, как наморщила нос, потому что фотометр камеры располагался неудобно, и свет бил диагонально, слишком сильно, он падал на башни Нотр-Дам. Они купили foie-gras [100] Гусиная печенка (фр.). и бутылку бургундского — это и составило их ужин в гостиничном номере. Поели они в постели, в мерцании телеэкрана, где разгорались дебаты — из тех, которые просто обожают французы: в них участвует много народа и произносят много слов. А прежде, еще на мосту, Никон тайком сфотографировала его — в чем и призналась, жуя хлеб с гусиной печенкой; при этом губы ее были влажными от бургундского, и она пальцами босой ноги поглаживала бедро Корсо. Я знаю, что тебе это не нравится, Лукас Корсо, ты злишься, но там ты стоишь в профиль и смотришь на проплывающие внизу баржи, и мне удалось почти что сделать из тебя красавца, сукин ты сын.

Никон была большеглазой еврейкой из ашкеназов, отец ее в Треблинке носил номер 77843, и спас его гонг в последнем раунде; теперь, когда на экране появлялись израильские солдаты на своих огромных танках, она голая выпрыгивала из постели и целовала экран, глаза ее блестели от слез, она шептала: «Шалом, шалом» так же нежно, как произносила имя «Лукас»… Но однажды она это имя словно забыла. Он так и не увидел ту фотографию, где стоит, опершись на перила моста Искусств, и смотрит на баржи, стоит в профиль и кажется почти красивым, сукин сын.

Когда он поднял глаза, Никон уже исчезла. Рядом с ним шла другая девушка. Высокая, загорелая, с короткой мальчишеской стрижкой и глазами цвета свежевымытого винограда, почти прозрачными. В растерянности он на секунду зажмурился, чтобы вернуться в реальный мир. И настоящее прочертило четкую, как след скальпеля, линию. Тот Корсо, что стоял в профиль на черно-белой фотографии — Никон делала только черно-белые снимки, — извиваясь, полетел в реку и уплыл вниз по течению, вместе с опавшей листвой и дерьмом, которое попадало в воду с шаланд и из канализационных стоков. И другая девушка, а вовсе не Никон, держала в руках переплетенную в кожу книжицу и протягивала ему.

— Надеюсь, тебе понравится.

«Влюбленный дьявол» Жака Казота, издание 1878 года. Корсо раскрыл книгу и узнал гравюры — те же, что и в первом издании, факсимиле в виде приложения: Альвар в магическом круге стоит пред дьяволом, который вопрошает «Che vuoi?» [101] «Чего ты хочешь?» (йот.). Далее роман цитируется в переводе Н.А. Сигал. ; Бьондетта, распутывающая пальцами волосы; красивый паж у клавесина… Корсо открыл какое-то место наугад и прочел:

Человек был сотворен из горсти грязи и воды, почему же женщина не может быть соткана из росы, земных испарений и солнечных лучей, из сгустившихся остатков радуги? Где возможное?.. И невозможное?..