Артуро Перес-Реверте - Клуб Дюма, или Тень Ришелье [litres]

Именно так все и случилось. Нож в руке, взъерошенные мокрые волосы, глаза, сверкающие убийственным пламенем… Таким я увидел Корсо, когда он переступил порог библиотеки.

Пришло время объяснить позицию, с какой велось наше повествование. Я остался верен старому принципу: во всякого рода таинственных историях читатель должен располагать той же информацией, что и главный герой. Поэтому я постарался увидеть события глазами Лукаса Корсо и сделал исключение лишь в двух случаях: сам я вышел на сцену только в первой и пятой главах этой книги — иначе никак не получалось. В тех эпизодах — и точно так же я намерен поступить теперь, в третий, и последний, раз, — я для большей связности использовал первое лицо; ведь нелепо цитировать себя самого, называя себя при этом «он», — рекламный трюк, который, правда, неплохо поработал на имидж Гая Юлия Цезаря во время военной кампании в Галлии; но в моем случае такой прием выглядел бы — и не без основания — пустым педантизмом. Есть и еще одна причина, на посторонний взгляд, может, и странная: рассказывать историю так, как это делал доктор Шеппард [145] Доктор Шеппард — персонаж романа Агаты Кристи «Убийство Роджера Экройда». в беседе с Пуаро, — ход, по-моему, не столько остроумный (сейчас этот прием используют все кому не лень), сколько забавный. Ведь, в конце-то концов, люди пишут ради развлечения, чтобы пережить новый опыт, покрасоваться и полюбить себя еще больше, а также — чтобы завоевать любовь других. И у меня, в общем-то, цели такие же. Как писал старина Эжен Сю, злодеи, вырубленные, так сказать, из одного куска камня, — явление очень редкое. Если предположить — а такое предположение, наверно, грешило бы преувеличением, — будто я на самом деле злодей.

Дело в том, что это я, то есть пишущий эти строки Борис Балкан, сидел в библиотеке, ожидая гостя, и вдруг увидел на пороге Корсо с ножом в руке и со взором, пылающим праведным гневом. Я заметил, что он явился без сопровождающих, и это меня встревожило, хотя я постарался сохранить на лице приличную случаю маску невозмутимости. В остальном я хорошо продумал эффект: полумрак библиотеки, свет канделябров, стоящих на столе, за которым сижу я — с томом «Трех мушкетеров» в руках… И даже одет я был совершенно случайно, но как нельзя более кстати в красную бархатную куртку, напоминавшую пурпур кардинальского облачения.

Мое большое преимущество заключалось в том, что я-то знал, что увижу Корсо — одного или с кем-то, — а вот он никак не предполагал увидеть меня; поэтому я и решил воспользоваться эффектом неожиданности. Но нож и грозное выражение его лица мне не понравились. Поэтому я не стал тянуть с объяснениями.

— Поздравляю вас, — сказал я, захлопнув книгу, словно его приход прервал чтение. — Вы смогли довести игру до конца.

Он стоял у порога и смотрел на меня. Не стану скрывать: я искренне и от всей души наслаждался изумлением, застывшим у него на лице.

— Игру? — выдавил он из себя хриплым голосом.

— Да, игру. Напряжение, поиски нужного варианта, находчивость, ловкость… Знаете, свобода действий в рамках неукоснительных правил самоценна и щекочет нервы, радует возможностью поступать не так, как принято в повседневной жизни… — Честно говоря, все это придумал не я, о чем Корсо незачем было знать. — Устраивает вас такое определение?.. Ведь сказано во Второй книге Царств: «Пусть явятся дети и играют пред нами…» Дети живут игрой, и они — лучшие читатели: все делают с величайшей серьезностью. По сути, игра — единственная по-настоящему серьезная вещь; в ней нет места скепсису, не так ли?.. Верь — не верь, но, коли хочешь участвовать, будь добр подчиняться правилам. Только тот, кто соблюдает эти правила или по крайней мере знает их и учитывает, может уповать на победу… То же самое происходит при чтении книги: надо поверить и в интригу, и в персонажей, чтобы повествование доставило удовольствие. — Я замолк, полагая, что поток моего красноречия произвел на него нужный мне успокаивающий эффект. — Кстати, вы ведь не могли добраться сюда в одиночку… А где же тот, другой?

— Рошфор?.. — Корсо зло скривил губы. — С ним произошел несчастный случай.

— Вы зовете его Рошфором?.. Остроумно и весьма уместно. Вижу, что вы из числа тех, кто принимает правила… Хотя чему уж тут удивляться…

Корсо засмеялся, но смех его меня не успокоил.

— А вот он вроде бы очень удивился, когда я его покидал.

— Вы пугаете меня, — фальшиво улыбнулся я, на самом деле встревожившись. — Надеюсь, с ним не случилось большой беды?

— Он упал с лестницы.

— Да что вы?

— Да, но можете не беспокоиться. Когда я уходил, ваш агент еще дышал.

— Слава богу! — Я попытался опять улыбнуться, чтобы скрыть волнение; все это выходило за рамки намеченного плана. — Значит, вы слегка проучили его?.. Перехитрили? Что ж… — Я великодушно развел руками. — Не переживайте.

— Ая и не переживаю. Затоу вас повод к тому имеется.

Я сделал вид, что не расслышал его реплики.

— Самое важное — добраться до финиша, — продолжал я, ухватив прерванную было мысль. — А что касается всякого рода уловок, у нас есть замечательные предшественники… Тесей выбрался из лабиринта благодаря нити Ариадны, Ясон похитил руно с помощью Медеи… Кауравы в «Махабхарате» хитростью обыграли врагов в шашки, ахейцы облапошили троянцев, подсунув им деревянного коня… Так что ваша совесть может быть спокойной.

— Спасибо. О своей совести я позабочусь сам.

Он вытащил из кармана сложенное вчетверо письмо миледи и кинул на стол. Я, разумеется, сразу узнал собственную руку — слишком тщательно выведенные прописные буквы. «Все, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию…» и т. д.

— Надеюсь, — сказал я, поднося лист бумаги к пламени свечи, — игра вас по крайней мере позабавила.

— В отдельные моменты.

— Рад, очень рад. — Мы оба смотрели, как письмо горит в пепельнице, куда я его кинул. — Если все замешано на литературе, умный читатель может получить удовольствие даже от таких сюжетных ходов, где он становится жертвой. А я из числа людей, полагающих, что желание развлечься — отличный повод для игры. Как и для того, чтобы взяться за чтение истории или написать ее.

Я встал, не выпуская из рук «Трех мушкетеров», сделал несколько шагов по комнате и глянул исподтишка на часы — до двенадцати оставалось двадцать долгих минут. Золоченые корешки старинных переплетов тускло поблескивали на полках. Я полюбовался ими, делая вид, что забыл о Корсо, потом повернулся к нему.