Гастон Леру - Призрак Оперы [litres]

– Я велю арестовать вас, мадам Жири, как воровку!

– А ну повтори! – И мадам Жири с размаху влепила директору, господину Ришару, увесистую пощечину, прежде чем другой директор, господин Моншармен, успел встать между ними.

А как же, карающий ответный удар! К тому же на директорскую щеку обрушилась отнюдь не костлявая рука вспыльчивой старой дамы, а сам конверт, причина всего скандала, от удара волшебный конверт приоткрылся, и из него посыпались банкноты, закружившиеся, наподобие огромных бабочек, в фантастическом вихре.

Оба директора вскрикнули, одна и та же мысль толкнула и того, и другого на колени, и они лихорадочно стали подбирать драгоценные бумажки, наспех проверяя их.

– Они все еще настоящие? – воскликнул Моншармен.

– Они все еще настоящие? – вторил ему Ришар.

– Они настоящие!!!

Над ними тем временем три зуба мадам Жири вступили в отчаянную схватку с брызжущими ненавистью междометиями. Но разобрать ничего было нельзя, кроме одного-единственного лейтмотива:

– Я – воровка!.. Это я-то воровка? – Она задыхается. – Я уничтожена! – кричит она. И внезапно снова подскакивает вплотную к Ришару. – Во всяком случае, вам, господин Ришар, – визжит она, – вам-то лучше знать, куда девались двадцать тысяч франков!

– Мне? – с изумлением вопрошает Ришар. – Откуда же мне знать?

И тотчас суровый и обеспокоенный Моншармен желает получить разъяснения у славной женщины.

– Что это значит? – спрашивает он. – И почему, мадам Жири, вы считаете, что господин Ришар должен лучше вас знать, куда делись двадцать тысяч франков?

Ришар же, почувствовав, что краснеет под пристальным взглядом Моншармена, взял за руку мадам Жири и хорошенько тряхнул ее. Голос его подобен грому. Рокочет, грохочет, испепеляет…

– Почему я должен лучше вас знать, куда делись двадцать тысяч франков? Почему?

– Потому что они перекочевали в ваш карман!.. – доверительно сообщает старуха, глядя на него так, словно перед ней предстал сам дьявол.

Теперь под огнем оказался господин Ришар: сначала эта неожиданная реплика, а вслед за тем – подозрительный взгляд Моншармена. И силы, в которых Ришар так нуждался, дабы опровергнуть столь гнусное обвинение, оставили вдруг его.

Так и самые невинные, застигнутые врасплох в состоянии безмятежного покоя своих сердец, предстают внезапно из-за обрушившегося на них удара, заставившего их побледнеть или покраснеть, пошатнуться или распрямиться, глубоко задуматься или возразить, безмолвствовать, когда следовало что-то сказать, или говорить, когда надо было промолчать, никак не реагировать, когда следовало бы вытирать мокрый лоб, или же обливаться потом, когда надо было не реагировать, предстают внезапно, говорю я, виновными.

Моншармен остановил яростный порыв, с каким Ришар, будучи невинным, собирался наброситься на мадам Жири, и, поспешив подбодрить ту, стал расспрашивать ее… ласково.

– Как вы могли заподозрить моего коллегу Ришара в том, что он положил двадцать тысяч франков себе в карман?

– Я этого и не говорила! – заявляет мадам Жири. – Потому что самолично положила двадцать тысяч франков в карман господина Ришара. – И добавила вполголоса: – Тем хуже! Так уж получилось!.. Да простит меня Призрак!

И так как Ришар снова начинает вопить, Моншармен властно приказывает ему замолчать:

– Пардон! Пардон! Пардон! Дай этой женщине объясниться! И дай мне ее расспросить. – И не удержавшись, добавляет: – Странно все-таки, что ты так это воспринял!.. Приближается момент, когда тайна должна проясниться! А ты сердишься! И напрасно. Лично я веселюсь от всей души.

Мадам Жири с мученическим видом поднимает голову, на ее лице написана святая убежденность в собственной невиновности.

– Вы говорите, что в конверте, который я положила в карман господина Ришара, было двадцать тысяч франков, но я, повторяю, ничего об этом не знала. Господин Ришар, впрочем, тоже!

– Ах! Ах! – молвил Ришар, принимая вдруг вызывающий вид, что страшно не понравилось Моншармену. – Я тоже, оказывается, ничего об этом не знал! Вы положили мне в карман двадцать тысяч франков, а я ничего об этом не знал! Наконец-то, мадам Жири. Я очень рад.

– Да, – согласилась не ведающая жалости дама, – это верно!.. Мы ничего не знали, ни тот, ни другой!.. Но вы-то, вы-то должны были в конце концов это обнаружить.

Ришар наверняка сожрал бы мадам Жири, если бы не Моншармен! Но Моншармен служит ей защитой. Он продолжает допрос:

– Что за конверт вы положили в карман господина Ришара? Это был не тот, который мы вам дали и который вы при нас отнесли в ложу номер пять, а ведь только в нем находились двадцать тысяч франков.

– Прошу прощения! Как раз тот, который давал мне господин директор, я и положила в карман господина директора, – объясняет матушка Жири. – А конверт, который я положила в ложу Призрака, был совсем другой, но в точности похожий, я держала его наготове в рукаве, а дал мне его Призрак!

С этими словами мадам Жири вытаскивает из рукава готовый конверт, в точности такой же и с тою же надписью, как тот, в котором находились двадцать тысяч франков. Схватив его, господа директора изучают его и обнаруживают, что он запечатан их собственной директорской печатью. Они открывают его… В нем находятся двадцать лотерейных билетов «Сент-Фарса», такие же точно, как те, что поразили их месяц назад.

– Как все просто! – произносит Ришар.

– Как все просто! – торжественно, как никогда, повторяет Моншармен.

– Самые знаменитые трюки всегда оказывались наипростейшими, – отвечает Ришар. – Достаточно иметь помощника…

– Или помощницу! – бесцветным голосом добавляет Моншармен. И продолжает, пристально глядя на мадам Жири, словно желая загипнотизировать ее: – Именно Призрак доставил вам этот конверт и именно он велел вам положить его вместо того, который вручили вам мы? И именно он велел вам положить наш конверт в карман господина Ришара?

– О! Конечно, он!

– В таком случае, мадам, не могли бы вы продемонстрировать нам частичку своих замечательных талантов?.. Вот конверт. Делайте все так, как будто мы ничего не знаем.

– К вашим услугам, господа! – Матушка Жири снова взяла конверт с двадцатью тысячами франков и направилась к двери, собираясь выйти.

К ней тут же подскакивают оба директора.

– Ну нет! Ну нет! Нас больше не проведешь! С нас хватит! Не будем начинать все сначала!

– Простите, господа, – извиняется старуха, – простите. Вы велели мне сделать все так, как если бы вы ничего не знали!.. Ну если бы вы ничего не знали, я бы ушла с вашим конвертом!

– Но как же в таком случае вы сунули бы его мне в карман? – недоумевает Ришар, с которого Моншармен не спускает левого глаза, в то время как его правый глаз неотрывно следит за мадам Жири – позиция для взгляда весьма затруднительная; однако Моншармен готов на все, лишь бы докопаться до истины.