Гастон Леру - Призрак Оперы [litres]

– Я должна положить его в ваш карман в тот момент, когда вы меньше всего этого ожидаете, господин директор. Вы же знаете, в течение вечера я всегда заглядываю за кулисы и часто, по праву матери, сопровождаю мою дочь в танцевальное фойе; во время дивертисмента я приношу ей балетные туфли и даже ее леечку. Словом, передвигаюсь свободно. Господа абонированные тоже приходят. Да и вы, господин директор. Короче, народ есть… Я прохожу сзади вас и незаметно сую конверт в задний карман вашего фрака… Дело нехитрое! Никакого колдовства.

– Никакого колдовства, – ворчит Ришар, сверкая глазами, словно Юпитер-громовержец. – Зато я уличаю вас во лжи, старая колдунья!

Оскорбление не так больно бьет почтенную даму, как тот удар, который хотят нанести ее честному имени. Она выпрямляется, всклокоченная, все три зуба наружу.

– Это почему же?

– А потому что тот вечер я провел в зале, наблюдая за ложей номер пять и фальшивым конвертом, который вы туда положили. Я ни на секунду не спускался в танцевальное фойе.

– Поэтому, господин директор, я и не отдала вам в тот вечер конверт!.. А только на следующем представлении. Тогда еще заместитель министра изящных искусств…

При этих словах господин Ришар внезапно прерывает мадам Жири…

– Ах, верно, – задумчиво говорит он, – я припоминаю. Теперь припоминаю! Господин заместитель министра пришел за кулисы. И спросил меня. Я спустился на минутку в танцевальное фойе и остановился на ступеньках. А господин заместитель министра и глава его кабинета находились в самом фойе. И тут вдруг я обернулся. Сзади проходили вы, мадам Жири… Мне показалось, что вы меня слегка задели. Кроме вас, за моей спиной никого не было. О! Я как сейчас вас вижу. Как сейчас вижу!

– Так оно и было, господин директор! Так оно и было! Я как раз закончила свое маленькое дельце в вашем кармане! Этот карман, господин директор, очень удобен! – И мадам Жири снова подкрепляет слово делом. Она проходит сзади господина Ришара и так проворно, что даже сам Моншармен, который глядит во все глаза, на этот раз просто поражен, кладет конверт в карман одной из фалд фрака господина директора.

– Ну разумеется! – восклицает Ришар, слегка побледнев. – Ничего не скажешь, сильный номер со стороны П. О. Проблема для него сводилась к следующему: убрать любого опасного посредника между тем, кто дает двадцать тысяч франков, и тем, кто их берет! Лучшего и придумать было нельзя: взять их у меня из кармана так, чтобы я не заметил, ведь я даже не знал, что они там находятся. Ну не прелесть ли?

– О, еще бы! Конечно, прелесть, – подхватывает Моншармен, – только ты забываешь, Ришар, что из этих двадцати тысяч десять – мои, но мне-то никто ничего в карман не положил!

Последняя фраза Моншармена недвусмысленно выражала подозрение, которое он питал отныне в отношении своего коллеги, что тут же послужило причиной бурного объяснения, в результате которого порешили: Ришар подчинится любым требованиям Моншармена с целью помочь ему обнаружить негодяя, потешавшегося над ними.

Ну вот наконец-то мы добрались до антракта после сцены в саду, когда секретарь, господин Реми, от которого ничто не ускользает, с таким любопытством наблюдал за странным поведением директоров, и теперь для нас нет ничего проще, чем найти причину столь необычного, а главное, несоответствующего представлениям о директорском достоинстве поведения.

А поведение Ришара и Моншармена было предопределено только что сделанным признанием мадам Жири, и посему:

1) Ришару надлежало незамедлительно в точности повторить движения, которые он делал во время исчезновения первых двадцати тысяч франков;

2) Моншармену ни на секунду не следовало терять из вида задний карман Ришара, в который мадам Жири должна была положить вторые двадцать тысяч.

Господин Ришар встал на том самом месте, где он находился, когда приветствовал господина заместителя министра изящных искусств, а в нескольких шагах, за его спиной, встал господин Моншармен.

Мадам Жири проходит мимо и, задев господина Ришара, кладет двадцать тысяч в карман фалды своего директора и исчезает.

Вернее, ей помогают исчезнуть. Выполняя приказ, полученный от Моншармена несколькими минутами раньше, до начала воспроизведения всей сцены, Мерсье запирает славную даму в административном кабинете.

Таким образом, старуха лишалась возможности вступить в контакт с Призраком. И она безропотно подчиняется, ибо мадам Жири представляет теперь собой жалкое зрелище: как перепуганная насмерть курица, она оторопело таращит глаза под растрепавшимся хохолком, вздыхая так тяжко, что того и гляди не выдержат и рухнут колонны главной лестницы, в гулком коридоре ей уже слышится шум шагов комиссара, которым пригрозил директор.

А господин Ришар тем временем отвешивал приветственный поклон, пятясь задом, словно перед ним стоял всемогущий высокопоставленный чиновник, коим является заместитель министра изящных искусств.

Однако если бы подобные знаки учтивости, находись перед господином директором заместитель министра, не вызвали бы ни малейшего удивления у наблюдавших за этой сценой, столь же естественной, сколь и необъяснимой, то теперь они повергли их в изумление, впрочем вполне понятное, ибо перед господином директором никого не было.

Господин Ришар отвешивал поклоны в пустоту, сгибался перед вакуумом и отступал – пятясь задом – неизвестно перед кем…

Наконец в нескольких шагах от него господин Моншармен проделал то же самое, что и он.

…И, оттолкнув господина Реми, умолял господина посла Бордери и господина директора банка «Креди сантраль» не «прикасаться к господину директору».

Преследуя свою идею, Моншармен вовсе не ожидал, что Ришар скажет ему сейчас в связи с исчезновением двадцати тысяч франков: «Может, это господин посол, или господин директор банка «Креди сантраль», или даже секретарь, господин Реми…»

Тем более что во время первой сцены, по признанию самого Ришара, Ришар после того, как его задела мадам Жири, не встретил никого в этой части театра… Почему же, спрашивается, если требовалось в точности повторить те же самые движения, он должен встретить кого-то сегодня?

Пройдя сначала пятясь задом в знак приветствия, Ришар из предосторожности продолжал двигаться таким же образом вплоть до административного коридора… Сзади за ним по-прежнему следил Моншармен, а сам он следил за «подходами к себе» спереди.

Еще раз повторяю, столь необычный способ передвижения за кулисами, принятый вдруг директорами Национальной академии музыки, не мог, разумеется, остаться незамеченным. И был замечен.