Наталья Тимошенко - Кошки-мышки

— Насколько популярного? — уточнил Алексей.

— Настолько, что его выписывают каждому второму с нарушениями сна, но без рецепта сильное снотворное у нас вообще купить нельзя. А там такая доза — мама не горюй! Держу пари, через пару секунд отключились. Да и смерть наступила довольно быстро. След от укола, как и говорил Ник, на левом предплечье я нашла.

— Что еще раз доказывает, что убийца — врач.

— Или человек с нарушением сна, — возразил Никита Андреевич. — У которого есть рецепт на этот препарат.

— И который так легко умеет делать уколы? — возразил Алексей.

— А что там уметь? — удивилась Лера.

— Это потому, что ты умеешь. Я вот не умею.

— И я не умею, — подал голос Саша.

Яна слушала обсуждения молча, в разговор не лезла, но все старательно запоминала. И немножко — удивлялась. Нет, она давно уже не считала, что полиция проводит все совещания в светлом кабинете, где каждый выходит к проектору или хотя бы доске, висящей на стене, и высказывает свою версию, записывает ее в общий список. Ее отец — бывший следователь. И хоть ей было всего восемь, когда он ушел из органов, зато он очень любит комментировать фильмы, указывая на ошибки и несоответствия. А еще ей самой однажды довелось косвенно поучаствовать в расследовании убийств. И тем не менее обсуждение дела в гостиной судмедэксперта за накрытым легкими закусками журнальным столиком не могло ее не удивлять. А тем более без следователя и еще одного оперативника, который наряду с Алексеем занимается этим делом. Правда, вскоре выяснилось, что у второго оперативника маленький ребенок, сварливая жена и аллергия на Лерины рассказы, поэтому его звать не стали. А следователь едва ли одобрит привлечение к делу двух посторонних людей, один из которых экстрасенс, а второму снятся пугающие сны, вроде бы связанные с убийствами.

— Мы пока склоняемся к тому, что убийца — врач, — заключил Алексей. — Воронов в этом практически уверен. Жаль, с отпечатками пальцев пока глухо. Мы уже начали втихаря брать их у всех подходящих по знаниям и умениям врачей в городе, но тех слишком много, а возможностей у нас слишком мало. Так что пока без совпадений. С экспертизой грязи под ногтями убитой тоже непонятно. Она идентична той, что мы нашли в ее прихожей, но не совпадает со следом в коридоре.

— Так может, след все-таки не убийца оставил? — предположил Саша.

— Возможно. Но знаешь, что интересно? Грязь со следа совпадает по составу с землей возле подъезда, а вот в квартире и под ногтями она другая. То есть он ее не на ботинках принес.

— Все-таки на плечах, — хмыкнула Лера.

— Тогда это уже не врач, а бездомный, — решилась вставить Яна, хоть и страшно было до одури. Пожалуй, на зачете у Кремнева она себя и то свободнее чувствовала.

— А что, мысль! — поддержал ее Саша. — Это хоть как-то связывает Серегина и Андрееву.

— Если только он их не по фамилиям выбирает, — покачала головой Лера. — Следующей жертвой у нас Петров или Иванов будет?

— Следующей жертвой?.. — Саша удивленно приподнял брови.

— А, ты ж еще не знаешь! — криво усмехнулся Алексей. — Яна здесь не просто так.

Саша с интересом посмотрел на Яну, и она смутилась. Пришлось еще раз подробно пересказать сны, остановившись на деталях последнего.

— И если в первых двух я чувствовала хоть что-то, то в последнем мне было так страшно, что я ничего не соображала, — призналась она.

— Может быть, потому, что страх и был основным? — предположил Никита Андреевич. — В первом сне вам было холодно, потому что бездомного убили зимой на кладбище. Во втором вы чувствовали удивление, и его же почувствовал я, когда взял Андрееву за руку. Значит, личность или внешний вид убийцы ее чем-то удивили. А третья жертва испугается.

— Что, в общем-то, логично, когда тебя пытаются убить, — мрачно заметила Лера.

— А сколько времени проходит от сна до убийства? — поинтересовался Саша, по-прежнему разглядывая Яну, и той стало неловко под этим взглядом. Слишком в нем было много интереса. Не как к человеку, которому снятся странные сны про убийства, а как к девушке. У Яны было не так уж много опыта в общении с противоположным полом, ведь ей всего девятнадцать и у нее строгий папа в анамнезе, но откровенный интерес к своей персоне она умела видеть. И видела.

— Так, — Яна задумалась, — первый сон мне приснился примерно в конце ноября, точную дату сейчас уже не вспомню, не думала, что понадобится. Но точно декабрь еще не наступил.

— А Серегина убили третьего декабря, — вставил Алексей.

— А второй как раз накануне зачета, который я не сдала, — Яна бросила короткий взгляд на Никиту Андреевича. — Еще и подумала тогда, что я просто переволновалась и перезубрила.

— Значит, это было ночью с десятого на одиннадцатое, — спокойно сказал Кремнев, будто и не заметив ее взгляда. — Потому что зачет у нас был одиннадцатого.

— Андрееву убили четырнадцатого, — снова добавил Алексей. — То есть у нас от сна до убийства проходит около четырех дней.

— Не густо, — вздохнул Саша, — скоро ждем третье, видимо. А ты больше ничего не помнишь? — Он снова взглянул на Яну и даже, кажется, придвинулся к ней чуть ближе.

— Нет, — она с сожалением покачала головой. — Знаю только, что в темноте со мной был кто-то еще.

— Дайте мне руку, — внезапно предложил Никита Андреевич. — Может быть, я смогу что-то увидеть.

— А ты можешь видеть глазами живых людей? — удивилась Лера. — Кажется, раньше речь шла только о призраках.

— Вот и проверим.

Он протянул Яне руку, и ей ничего не оставалось, кроме как дать ему свою. Ладонь Никиты Андреевича оказалась очень горячей, хотя перед этим он держал стакан с холодным соком. А еще от его кожи словно бы исходили крошечные разряды тока, мелко покалывали Янину ладонь, проникали внутрь, смешиваясь с кровью, и разбегались по телу.

Несколько минут ничего не происходило. Никита Андреевич держал Яну за руку, глядя ей в глаза. Яна тоже смотрела на него, хоть и выдерживать проницательный взгляд было очень сложно, а остальные молчали. Напряжение в гостиной повышало свой градус, и, когда до первого нетерпеливого ерзанья кого-нибудь оставались считаные секунды, Яна вдруг почувствовала, что электрические разряды, до этого разбегавшиеся по ее телу, устремились обратно. Теперь они бежали по крови к ладони, покидали кожу и словно бы возвращались в ладонь Никиты Андреевича. Очевидно, это почувствовала не только она, но и он, потому что зрачки его внезапно расширились, заняли почти всю радужную оболочку, сделав глаза темнее, будто кто-то выключил свет или Кремнев увидел нечто крайне интересное.

— В темноте ты действительно не одна, — произнес Никита Андреевич, и все присутствующие, что уже потеряли терпение, снова замерли, даже дыхание задержали. — С тобой кто-то есть. Кто-то, кого ты так сильно боишься.