Наталья Тимошенко - Кошки-мышки

Никита Андреевич продолжал смотреть ей в глаза, и Яне казалось, что он заглядывает в самую глубину ее существа. Как луч света проходит через зрачок, фокусируется на сетчатке и передает сигналы в головной мозг, так и взгляд Никиты Андреевича тоже проходит внутрь, но не передает сигналы, а сам становится этим сигналом. И смотрит туда, куда не могут заглянуть обычные люди. Яна даже не обратила внимание на то, что он внезапно начал ей «тыкать», хотя еще несколько минут назад предпочитал вежливую форму «вы».

— Ты его не видишь, но слышишь. Он тяжело дышит. С хрипом. Он тебя тоже не видит. Ты где-то в тесном помещении. Вокруг тебя стены. Не повернуться, не убежать. Тебе не хватает воздуха. То ли от волнения, то ли… потому что действительно мало воздуха. Тебе тяжело дышать, ты стараешься дышать глубоко и медленно не только потому, что боишься, что он тебя услышит… — Он замолчал, но никто из присутствующих не произнес ни звука. Яна тоже молчала и чувствовала, что и сама она дышит медленно и глубоко. От волнения. И от электрических разрядов, идущих от нее к нему. — Скверно пахнет, — внезапно продолжил Никита Андреевич. — Затхлостью. И влажной землей.

Он опять замолчал, и на этот раз длительная пауза закончила сеанс. Электрические разряды исчезли один за одним, остался только жар ладони Кремнева. Взгляд его стал обычным, теперь он совершенно точно смотрел Яне в глаза, но не торопился отпускать ее руку, будто пытался рассмотреть что-то еще в ускользающем сне. И Яна тоже не шевелилась, не отводила взгляд. Сама же видела только светло-карие, ореховые глаза с темными крапинками вокруг расширившихся зрачков.

Наконец Никита Андреевич выпустил ее ладонь и отвел взгляд. Только тогда Яна почувствовала, что футболка прилипла к спине, а волосы на затылке будто макнули в воду. Не то от волнения, не то от горячей кремневской руки. А ведь в процессе даже не обратила внимания!

— Это все, больше ничего не вижу, — первым прервал молчание Никита Андреевич.

Все зашевелись, разминая затекшие конечности, будто этот странный сеанс связи длился как минимум час, а не несколько минут.

— И у кого какие мысли? — первым поинтересовался Алексей. — Кто будет третьей жертвой?

— Меня больше всего впечатлила новость, что вокруг жертвы тесное пространство, мало воздуха и пахнет влажной землей, — призналась Лера, передернув плечами. — На гроб похоже.

— Думаешь, жертву похоронят заживо? — уточнил Алексей.

— По описанию складывается такое ощущение.

— И бешеный страх в это отлично вписывается, — тихо заметила Яна.

Странно, пока Никита Андреевич заглядывал в ее голову, описывая то, что увидел и почувствовал, она не боялась, а теперь снова вспомнила сон. И страх, пусть не такой всеобъемлющий, опять вернулся. Наверное, это почувствовали и все присутствующие, потому что теперь Саша совершенно точно придвинулся ближе и успокаивающе погладил ее предплечье.

— Но как тогда быть с сердцем? — задался справедливым вопросом Саша. — Это типа маньяк потом выкопает жертву, чтобы забрать сердце?

Алексей неуверенно покачал головой.

— Само по себе захоронение заживо уже дикая редкость. А предположить, что маньяк потом случайно откопает именно это тело…

— А если не случайно? — настаивал Саша.

— Что ты имеешь в виду?

— Если маньяк знал, что в гробу живой человек?

В комнате повисло недолгое молчание, которое первым прервал Никита Андреевич:

— Это может быть в двух случаях: во-первых, если он сам же и закопал. Например, в качестве устрашения. Но версия слабая. Раньше он такого не делал, да и зачем? Другой типаж. Он заходит молча, ничего не говорит. Андреева не слышала от него ни слова, иначе я бы тоже услышал. Колет снотворное, а затем вырезает сердце. Акции устрашения не по его части. Вторая версия: если он просто знал, что хоронить будут живого человека. Если он сам и сказал, что человек мертв, зная, что тот жив. Например, заранее вколов ему очень сильное снотворное, практически ввел в кому или летаргию, кому как больше нравится.

— Намекаешь, что наш маньяк — патологоанатом? — уточнила Лера.

— А что, хорошая версия! — согласился Алексей. — Вписывается в предположение о том, что убийца — врач. Мы рассматривали в основном кардиохирургов и трансплантологов, но вы же отлично умеете вырезать органы, не так ли?

— Получше некоторых кардиохирургов, — не стала спорить Лера.

— Сможешь составить нам список всех патологоанатомов и судмедэкспертов?

— Лосев, ты в своем уме? У нас не такой маленький город, я не могу знать всех. А если учесть, что первую жертву грохнули в соседнем городе, то и дважды.

Алексей заметно сник, и Лера сжалилась:

— Но я как минимум могу составить список всех учреждений, где работают паты и судебники. А также отметить тех, кого знаю лично. С остальными уж сами выясняйте.

Алексей обрадовался и такой помощи.

— Подождите, — прервала их разговор Яна. — А разве можно похоронить живого человека? Как же вскрытие?

— В некоторых случаях вскрытие не проводится, — пояснила Лера. — Например, когда человек тяжело болел, диагноз известен и причина смерти сомнений не вызывает.

— Но тогда, наверное, и в морг не забирают?

— Не забирают. Но если человек уже был в больнице, провел там меньше суток, тогда и вскрытие не делают, и в морг спускают.

— К сожалению, всех смертельно больных мы не отследим, — покачал головой Алексей. — А вот судебников, пожалуй, из списка подозреваемых можно исключить. Если уж тело попадает к судебнику, то от вскрытия не отвертишься.

— Если только оно не проводилось исключительно по документам, — заметила Лера. — Тело родственникам отдают уже одетым и причесанным. Кто знает, что там под одеждой?

Алексей вздохнул.

— Ладно, возвращаем судебников в список. Кстати, тогда следует более плотно приглядеться к Сарышеву.

— К Сарышеву? — переспросил Саша. — Это кто?

— Судмедэксперт, который проводил вскрытие Серегина. Мы просмотрели видеозаписи из его кабинета. Никто, кроме него, не входил и не выходил. Значит, если кто-то и мог поджечь тело Серегина, то только он.

— Но ведь следов горючего вещества не нашли, — напомнила Лера.

— Не нашли. Но, выбирая между причастностью Сарышева и самовозгоранием, Воронов выберет первое, к гадалке не ходи. Так что официально мы будем заниматься умышленным повреждением, а вы уж неофициально накопайте мне чего про самовозгорание. — Лосев вздохнул, закинул в рот уже немного заветрившийся кусок колбасы, прожевал. — Вообще в этом расследовании с официальными версиями все плохо. Отпечатки пальцев неизвестно чьи, никакого Макара мы пока не нашли, жена чиновника из Новосибирска с железным алиби и весьма сомнительным мотивом… А трупы горят в холодильнике…