Полина Луговцова - Избушка на краю омута

— Что, оглох? Ты обещал! — Сердитый окрик мальчишки выдернул старика из воспоминаний. Из его сына определенно получится неплохой ученик. Вот только старик не станет совершать ошибку своего бывшего учителя, не скажет ничего о бессмертии и о том, что убить его сможет лишь тот, в ком течет родная кровь, и заберет при этом всю его силу. Вдруг мальчишка, как когда-то он сам, захочет это проверить? Сейчас, правда, старик видит его насквозь. Тот все еще мечтает поскорее узнать, где находится клад, а потом будет требовать отпустить его друзей. Но это пока. Пройдет еще немного времени, и он забудет, что у него вообще были друзья. Даже увидев их, не узнает — от выпитой воды зрение искажается. Приятели и подруги чудовищами почудятся. Только его, старика, и будет признавать — для того старик специально заговор на воду нашептал. Заговоры у него крепкие выходили. Прошлые искатели клада воду из омута за самогон приняли, опьянели даже. Вот весело было! Вспомнив, что устроили в избушке его последние гости, старик тихонько захихикал. Забавно было наблюдать, как они перепугались. Сами же, своими руками, друг друга перебили, думая, что воюют с чертями и кикиморами болотными.

Так и с Борисом будет. Увидит вместо друзей нечисть безобразную, порешит всех до единого, а потом разделает их тела и подвесит для просушки к стропилам в погребе. Водица заговоренная, пропитанная мощью Чернобога, подарит ему силу нечеловеческую, и прихлопнет он всех шестерых, как лягушек. Потом-то, к утру ближе, прозреет, конечно, осознает, что натворил, да уж поздно будет. Как говорится, сделанного не воротишь. Придется смириться ему с поступком своим страшным, и легче будет судьбу свою новую принять. Ведь не знает он еще, что в подполье не «лосятина» под потолком висит. Не знает еще, чем придется ему многие годы кормить Стерегущего. Не знает, что и нечисть, повсюду беснующуюся, всю жизнь подкармливать будет и бояться при этом, чтоб самого не сожрали. Эти упыри да кикиморы — жуть, злющие какие! Того и гляди, набросятся всем скопом, и Стерегущий спасти не успеет. За ними глаз да глаз нужен. Вот и приходится следить, чтоб со спины не подобрались, шугануть их успеть вовремя. А лучше куском жирным задобрить, чтоб отстали. Но, бывает, что нет лишнего куска, особенно после зимы. Вот это время самое опасное. Однако старик привык, и этот мальчишка привыкнет. Нелегкое это дело — сокровищем несметным владеть! Но, увидев лишь раз богатство такое, никогда уже отказаться от него не сможешь.

— Пойдем! — Старик хлопнул задремавшего Бориса по колену. — Пора.

Три часа ночи — самое время для судьбоносных перемен. Старик часов в доме не имел, но этот особый момент чуял безошибочно. Наступила самая темная и глухая часть ночи. Длилась она недолго — через пару часов уж забрезжит рассвет. Зато тьма в это время становилась полновластной хозяйкой, покровительствуя всем, сроднившимся с ней. Таким, как он.

Борис открыл глаза, и в первое мгновение ему показалось, что перед ним навис монстр из фильма ужасов, готовый напасть. Но знакомый трескучий голос воскресил в памяти образ уродливого старика. Тот звал его куда-то. «Ах, да! Клад!» — вспомнил Борис, с трудом высвобождаясь из липких объятий навалившейся дремы. Голову его будто набили ватой, которая вытеснила все мысли. В окне избушки была видна луна, яркая и зовущая. Он поднял голову, обуреваемый желанием завыть на нее по-волчьи от затопившей душу тоски, будто осознал себя кровожадным хищником, истребляющим слабых и беззащитных и сожалеющим о том, что вынужден убивать, но бессильным изменить свое предназначение в этом мире. Новое, неизвестное прежде чувство потрясло его. Что-то изменилось в нем. Он проснулся не тем, кем был, когда засыпал. Кто же он теперь? Борис казался самому себе незнакомцем, чужаком, от которого неизвестно чего можно было ожидать, но уж точно ничего хорошего. Вздохнув с тоской, он нехотя отвернулся от окна, и взгляд его утонул во тьме, но уже через мгновение Борис разглядел очертания предметов повсюду — даже в дальних, самых темных углах, куда не проникал лунный свет. Мельчайшие детали были видны отчетливо, как днем. Вон чугунная дверца печки, кочерга в углу, кусочки угля, рассыпанные на полу. У входной двери на стене висят телогрейки и куртки, на которых Борис видел не только карманы и пуговицы, но даже стежки на швейных строчках! А в трещине на стене заметил притаившегося паука. Невероятная острота зрения! И это при том, что на последней медкомиссии окулист выписал ему очки. Не обманул старик, рассказывая о чудодейственных свойствах своего омерзительного настоя. Старик, кстати, был уже на первых ступенях лестницы, ведущей в подполье, и торопил Бориса, ворча сердито:

— Ну, чего расселся-то? Идешь или нет?

Борис поднялся и, шатаясь, побрел к нему. Показалось, что мозг еще не очистился ото сна, и оттого движения были нечеткими.

Спустившись по лестнице, Борис вновь удивился, что прекрасно видит во мраке. Зловонные мясные туши покачивались перед ним, задетые пробиравшимся вперед стариком. Прикосновения заветренного мяса были неприятны, но уже не вызывали тошнотворного отвращения, как в прошлый раз. Борис старался на них не смотреть, пока лавировал сквозь их ряды.

Старик ждал его у каменной стены, на которой темными прямоугольниками выделялось три двери. Борис вспомнил, что уже видел эту стену, только тогда на ней была лишь одна дверь. Наверное, не заметил остальных в темноте. Тогда у него было не такое хорошее зрение. Только вот что странно: никак не удавалось вспомнить, что он тут делал. Зачем приходил? И, кажется, не один. Но с кем? Вроде бы, с ним были его друзья, но, к своему ужасу, Борис не смог вспомнить ни их лиц, ни имен. Вата в голове не пропускала воспоминания, они толклись за рыхлой, но прочной преградой, не в силах пробиться.

— Э… А где мои друзья? — неуверенно спросил он старика, и ему показалось, что тот вздрогнул и при этом лицо его удивленно вытянулось.

— Друзья? — переспросил он, будто вопрос застал его врасплох. — А, друзья! Они ушли.

— Ушли? — Ответ Борису не понравился. — Как, без меня?

— Ну да, ты сам сказал им, чтобы они не ждали тебя, забыл? Ты хотел увидеть клад, но это семейный секрет, и я отказался показывать его всем. Согласился показать лишь тебе. И тогда ты сам отправил всех друзей домой. Сказал им, что вернешься позже. — Странная улыбка исказила и без того корявый разрез рта на лице старика. Борису показалось, что тот хитрит. Он переспросил снова:

— И почему они согласились уйти? Мои друзья никогда бы меня одного не бросили.

— Они тебя и не бросили. Ты их сам выгнал. — Глаза старика лукаво блеснули. «Он врет, — подумал Борис с тревогой. — Точно, врет. Но зачем? Все так странно! Надо скорее выбираться отсюда. Вот только посмотрю на этот клад… Неужели он за одной из этих дверей?»