София Сеговия - Пение пчел

В условленный час люди, сидевшие дальше всего от мельницы, зашикали на шумевших, и тишина прокатилась подобно волне. Эта тишина была глубже благоговейного молчания, в котором отец Педро готовил Святые Дары: никто не кашлял, не перешептывался, не обмахивался веером, не устраивался поудобнее, не поправлял вуаль и не вытягивал занемевшие от сидения ноги. Притихли даже самые болтливые или непослушные дети. Собравшиеся на берегу реки понимали важность полнейшей тишины. Казалось, ее понимают даже птицы. Тишину нарушали только журчание реки, скрип деревянного мельничного колеса, движимого мощью воды, да тончайший, едва уловимый звон капель, падающих с высоты вращающихся лопастей.

Вышедшая из строя мельница обветшала, хотя ее тяжеленное колесо не прекратило своего вращения. Пока в русле течет вода, мельница будет делать то, для чего была выстроена десятилетия назад, пусть даже не выполняя своей первоначальной задачи – перемалывать сахарный тростник. Когда-нибудь это колесо, брошенное на произвол стихии, рухнет и сгниет. Но пока, всеми покинутое, оно служило развлечением деревенским мальчишкам, которые соревновались, кто дольше на нем провисит во время движения вверх. Некоторым удавалось сделать полный оборот – опасное занятие, которое однажды унесло жизнь одного из ребят: проделав вместе с колесом полный оборот, он не выплыл, зацепившись за ветку, застрявшую под колесом.

В тот прохладный ветреный день никто из мальчишек не осмелился повторить этот подвиг на глазах у собравшихся родителей. Семьи расположились на берегу, ели, пили, болтали, смеялись, играли и даже дремали, главное – чтобы время до обещанного часа пролетело быстрее. И вот долгожданный миг наконец настал.

Несколько часов подряд Симонопио почти неподвижно сидел в своем каменном кресле посреди реки, скучая по обществу своих разговорчивых пчел и жалея, что рядом нет Франсиско-младшего. Вдруг откуда ни возьмись появился Пелудо, которого прежде видно не было. Голый, в домашнем халате. Симонопио заметил, что халат он снимал без особого энтузиазма: как бы ни был грандиозен его дар, который он вот-вот продемонстрирует публике, холод стоял собачий. Возможно, бедняга опасался подхватить пневмонию, но поворачивать в любом случае было поздно: целая толпа собралась поглазеть на водяной спектакль, подтянулись даже жители Монтеморелоса. Отступать или менять дату было поздно: «настоящее чудо» собрал немалую сумму и теперь вынужден был исполнить обещанное.

Наконец он снял халат, небрежно кинул его сыну-казначею, попрыгал для разминки, бросился в воду и исчез.

Никто не опознал первые ноты романса, которые отчетливо донеслись до ушей собравшихся. Да это было и не важно, так или иначе Пелудо пел. Все видели, как он нырнул в воду, и вот публика услышала его голос и различала мелодию. Даже самые недоверчивые зрители, те, кто заранее запасся гнилыми овощами и фруктами, чтобы метнуть их в несостоявшегося подводного певца, разом охнули от восхищения. Пелудо, настоящее чудо, пел! Да, он в самом деле пел под водой. Некоторые подались вперед, чтобы слышать еще лучше, а те, кто стоял позади, привстали на цыпочки, чтобы хоть что-то еще и увидеть.

Крики сидящих («За вами ничего не видно!» – «А вы так орете, что ничего не слышно!») несколько омрачили начало спектакля, хотя вскоре даже те, кто занимал лучшие места, чтобы наблюдать без помех, тоже принялись возмущаться. Да, действительно, этот Пелудо, самопровозглашенное настоящее чудо, ухитрялся петь под водой без каких-либо устройств и приспособлений, однако в воду он погрузился не весь, а стоял под мощной струей, падающей с крутящегося колеса. Из потоков воды громко, хотя и довольно фальшиво доносилась песенка собственного сочинения. Ни самого певца, ни исполняемое им творение никоим образом нельзя назвать чудом, заключили представители общественности. Публика возмущалась все громче: петь под струей воды, пусть даже на ледяном ветру и под открытым небом, без микрофона и специальных приспособлений для дыхания при необходимости и должной сноровке мог бы любой из них, причем не хуже самого Пелудо.

– Что происходит? Нас обманули! Мошенник! – неслось со всех сторон.

Сидевшие далеко от сцены не видели силуэта Пелудо, который смутно вырисовывался в широкой струе мельничной воды. Сидевшие спереди красноречиво обрисовывали ситуацию, чтобы задние ряды присоединились к нарастающему недовольству. Даже те, кто отправился в тот день на берег в уверенности, что их ожидает дешевый трюк, чувствовали себя обиженными и обманутыми: проделки Пелудо оказались фокусом самого скверного пошиба и уж точно не стоили уплаченных двадцати сентаво.

Симонопио подвоха не ожидал: он верил в чудо до того момента, когда Пелудо неуклюже полез в воду. Его сердце взволнованно забилось, но вновь обрело обычный ритм, едва лишь стало очевидно, что Пелудо не сидит под водой, а стоит в струе воды. Даже песенка, которую пел Пелудо, была не из лучших: кого интересовали страдания крестьянина, у которого издох мул? Такое могло случиться с кем угодно в любой день недели.

Симонопио не понимал, чего именно требует публика. Пелудо не соврал: он пел под водой, как и обещал. Зрители – и он в их числе – получили то, что было заявлено с самого начала. Внезапно он потерял интерес к представлению и принялся рассматривать лица людей, слушать голоса и наблюдать за клокочущей вокруг яростной энергией, хотя не чувствовал ни малейшего искушения присоединиться к возмущению и громким проклятиям: он чувствовал себя не обманутым, а разочарованным. Если бы он мог, он бы спрыгнул в воду и выбрался на берег. Но ему не хотелось протискиваться через толпу, которая с каждой минутой напирала все сильнее, требуя у сына Пелудо вернуть им деньги. Устав от возмущенных воплей, Симонопио неподвижно сидел на своем месте, пытаясь выбросить все произошедшее из головы. Но это оказалось непросто.

Наконец он решил, что с него хватит – хватит этих воплей, хватит отрицательной энергии. К тому же он окончательно продрог на этом ледяном камне. Окоченевший, он больше не мог игнорировать холод и разочарование. За последние пять дней он вложил слишком много усилий, пытаясь представить, как человек может петь под водой, и, желая увидеть это чудо собственными глазами, отказался от приглашения Франсиско-младшего, которое на самом деле всей душой рад был бы принять.

Симонопио решил, что извинится перед мальчиком, а раз уж никаких чудес не последовало, тому будет любопытно услышать, что в знак презрения и разочарования люди принялись швырять в Пелудо остатки трапезы. Расскажет он и про то, что струя воды, внутри которой прятался мошенник, была слишком толстой и сквозь нее не пролетал ни один гнилой помидор: ударившись о струю, снаряды сыпались вниз и исчезали в реке. Но потом кому-то пришло в голову с силой запустить апельсин, и, ко всеобщему ликованию, Пелудо наконец получил плоды своих музыкальных трудов. Мальчика непременно рассмешит, как даже светские дамы, усталые, продрогшие и обалдевшие от долгих часов ожидания под открытым небом, отбросили всякую сдержанность и в едином порыве, подобно пчелиному рою, загудели и закричали, в точности как те самые людишки, которых не допускали в отделение для первого класса в цирке Вильясеки и уж тем более в избранное общество. Ворочаясь на своем камне, Симонопио признал, что с выбором места для любования зрелищем он ошибся. В итоге угодил в ловушку, и теперь ему приходилось ждать, пока люди не начнут расходиться. Идея пересечь реку вплавь и достичь противоположного берега его не привлекала: он бы еще сильнее замерз, а возвращаться домой пришлось бы по самой длинной дороге.