Ширин Шафиева - Сны Ocimum Basilicum [litres]

– Лягушонок, – говорит она, – а совсем не умеет плавать.

19 октября

Кот, на всю ночь предоставленный сам себе, здорово обиделся. Возможно, он решил, что в этих краях закончилась еда, и его большая, лысая и несуразная мама-кошка ушла туда, где водится добыча, а его оставила, посчитав слабым и недостойным кормления. Как бывает всегда после возвращения из незнакомых мест, дом казался немножко чужим и странным. У Рейхан оставалась пара часов на сон перед приходом Ясмин. «Может быть, стоит отменить, – подумала она. – Позвонить и сказать, чтобы не приходила». Но усталость позволила легкомыслию одержать верх, да и было интересно узнать, почувствовала ли Ясмин что-нибудь необычное прошедшей ночью. И Рейхан завалилась спать. Тяжёлое одеяло придавило её к кровати покрепче любого чемпиона по греко-римской борьбе, надувшийся кот прижался сбоку, и через пять минут мир исчез.

В своё обычное время Ясмин начала осаждать дверь. Хозяйка, перепуганная резким пробуждением, побежала открывать, спросонья двигаясь зигзагами, словно уклоняясь от летящих в спину стрел.

– Я уже подумала, ты там заснула, – укоризненно произнесла Ясмин, пытаясь пролезть во двор мимо шатающейся Рейхан.

– Ну, я действительно спала.

Ясмин издала возглас досады.

– Что такое, заболела, что ли?

– Нет, просто так получилось, что всю ночь не спала.

– Ага, – Ясмин задумчиво осмотрела Рейхан и её домик, пытаясь распознать признаки присутствия мужчины, вот только ворсистая пижама с енотом, надетая на подозреваемую, как-то не подкрепляла версию.

– Проходите, – Рейхан неохотно посторонилась, но Ясмин неожиданно проявила чудеса деликатности.

– Знаешь, ты лучше выспись. Один день могу перерыв сделать, ничего со мной не будет. Завтра приду.

Обрадованная Рейхан рассыпалась в извинениях и вернулась в постель.

Ясмин была очень недовольна. Как и всегда, придя на сеанс, она отпустила своего водителя, он, должно быть, успел уже далеко отъехать, пока его начальница скакала по этим горным тропам словно коза. Уже запустив руку в сумочку за телефоном, чтобы вернуть его, Ясмин вдруг передумала. Вернее, даже не так. Какая-то сила буквально вытащила её руку обратно, а ноги сами понесли свою хозяйку по улочке, маневрируя среди луж. Спустя десять минут вяло удивляющаяся Ясмин начала испытывать удовольствие от этой прогулки: она никогда раньше не ходила пешком по таким колоритным местам.

«Надо же, в какой бедноте живут люди», – думала она, разглядывая двухэтажные кривобокие дома, которые держались и не рушились исключительно за счёт силы молитв их обитателей.

Остановившись возле устроенного в подворотне магазинчика с овощами и фруктами, Ясмин решила ознакомиться с миром растительной пищи: некоторые овощи и пучки зелени показались ей незнакомыми и дивными – готовить она не умела и очень гордилась тем, что по праву может называть себя бизнес-леди, а не бозбашницей [17] От названия супа – «бозбаш» – так презрительно именуется женщина, которая сидит дома и занимается только хозяйством. . Поэтому женщина, стряпавшая в их доме, невозбранно и с постоянством обманывала её, да и готовила откровенную дрянь, впрочем, Ясмин с мужем чаще питались в ресторанах (что иногда приводило к отравлениям, но Ясмин они были только в радость: после них уходили те самые лишние два килограмма, которые никому никогда не удаётся сбросить).

Она стояла и смотрела на разноцветные блестящие овощи и пронзительно-зелёные травы, и внезапно они показались ей красивыми. «Возьму и куплю их все», – подумала Ясмин, ибо не знала, что ещё можно сделать с понравившейся красивой вещью. Несколько бесформенных тёток в цветастом тряпье бросили перебирать товар и устремили всё внимание на Ясмин – таких женщин здесь видели крайне редко, и уж точно никогда не стояли они перед ящиками с картофелем и помидорами. Если бы Ясмин разбиралась в растениях, ей было бы известно, что два этих овоща принадлежат к одному семейству паслёновых, так же, как и дурман, пышными кустами прикрывающий внутренности разрушенного дома на противоположной стороне улицы. Ей бы понравились его крупные белоснежные цветы, похожие на юбку кружащейся танцовщицы фламенко, уже увядающие, чтобы дать жизнь округлым, шипастым плодам-коробочкам. И когда Ясмин безотчётно обернулась, чтобы понять, откуда неожиданно поднявшийся ветер доносит незнакомый приятный аромат, весь мир оказался заслонён высокой тёмной фигурой.

Сначала она разглядела пальто – лет десять назад это было отличное демисезонное пальто, а теперь оно не то чтобы состарилось и истрепалось, скорее, его уже коснулось тление, и по тонкому чёрному кашемиру моль рассыпала со своих крыльев волшебную пыльцу, ту, что позволяет летать, если ею натереться, и от этого ткань стала похожа на полную туманностей и галактик Вселенную. Ясмин обвела глазами Вселенную до верхних пределов и встретилась взглядом с мужчиной, настолько молодым, что он только недавно перестал зваться мальчиком. Он улыбнулся ей, и Ясмин забыла своё имя.

Она не поняла, как они разговорились. Кажется, он завёл беседу с такой непринуждённостью, словно всю жизнь только и делал, что успешно знакомился на улице с красивыми, дорого одетыми женщинами, и Ясмин не нашла предлога для того, чтобы ему не отвечать. Она поведала о себе гораздо больше, чем, как казалось ей, сама о себе знала, скрыв лишь детали, которые в тот момент показались ей пустыми и незначительными, а он рассказал, что его зовут Расим и он художник.

– Вы никогда не бывали в мастерской художника? – спросил он.

– Нет, – ответила Ясмин, которая и в музее-то ни разу не была: в родном городе её внимания требовало слишком много дел, а за границей она предпочитала посещать бутики и торговые центры. – Я не очень хорошо разбираюсь во всём этом, – прибавила она с неожиданной для себя откровенностью. – Но мне интересно посмотреть… если вы мне покажете.

И Расим повёл Ясмин в свою мастерскую. Идти до неё было полчаса в гору, поэтому очень скоро Ясмин, чьи ноги истерзала обувь на высоком каблуке, взяла под руку своего нового знакомого, и впервые это доставило ей истинное удовольствие – прогулки под руку с мужем причиняли только неудобство из-за их одинакового с Ясмин роста. Каждый шаг пронзал болью её ступни, не привыкшие к ходьбе по неблагоустроенным улицам, но где-то на уровне бёдер физическая боль плавно перевоплощалась в душевный восторг. Всю дорогу они болтали о всякой чепухе, как дети, и Ясмин не заметила, как они дошли.