Ширин Шафиева - Сны Ocimum Basilicum [litres]

Всякий раз, когда проблема на первый и даже второй взгляд казалась неразрешимой, Рейхан, после нескольких панических приступов, тратила на сосредоточенное обдумывание ровно пять минут и всегда находила решение. Поначалу это происходило само собой, затем Рейхан заметила закономерность и пришла в восторг. Она поделилась своими соображениями с подругами, и те, проведя несколько житейских экспериментов, подтвердили её теорию: ровно пять минут интенсивной мозговой деятельности выдавали в конечном итоге нужные идеи и верные решения для абсолютно всего. Это было одновременно прекрасное и удручающее открытие: выходило, что большинству людей просто лень всерьёз задуматься на каких-то ничтожных пять минут, за это короткое время они непременно отвлекутся на визуальную приманку вроде иконок Watsapp, Facebook и Instagram или целеустремлённая мысль их соскользнёт с края сознания в бессознательное, где медленно кипя побулькивает варево из мыслей-зародышей, недомыслей и таких продуктов разума, в существовании которых люди не хотят признаваться даже самим себе.

Отгородившись от возможных помех, Рейхан остановила взгляд своих светло-карих, почти жёлтых глаз на холмах вдали и задумалась. Прошло четыре с половиной минуты, Рейхан довольно хмыкнула и допила кофе. Осталось только найти то, за чем она пришла.

Однако на этот раз удача отвернулась от неё, да и трудно полагаться только лишь на удачу, когда не знаешь, что именно ищешь и где именно это искать. Рейхан облазила все горы, которые позволили ей такое с собой обращение, но везде были лишь глина, белемниты и клочки травы. Её догнал Юсиф, набравший полные карманы моллюсков, их таксист с гордостью ссыпал в её сумку и заметил, что она как будто погрустнела, но щепетильность не позволила ему спросить, в чём дело. Молчать он тоже не мог, поэтому заговорил с ней о чопчи Хумар, и тема живо заинтересовала Рейхан.

– Так сына её освободили?

– Да, у него это… альба была.

– Алиби?

– Да, точно, альби. Конечно, ему пришлось ещё мамины сорок тыщ отдать им… А я сам видел – её виноградник задушил!

– Прямо своими глазами?

Юсиф слегка смутился.

– Ну нет, это я не видел, как душил. Но видел, как она лежала. Вся в винограднике!

– Однажды, – припомнила Рейхан, – я проходила мимо её дома и видела, как она айлант, что возле её двери рос, кислотой поливает.

– Айлант что такое?

– Дерево, которое вонючкой называют.

– А, помню. Такой гыргын [20] Скандал. был. Как забыть? Все сбежались смотреть, и я там был. Мы удивились, никто не думал, что вы можете так ругаться.

Рейхан скромно опустила глаза, испытывая одновременно стыд и гордость за то, что она может так ругаться.

– Я, вообще-то, миролюбивая. Но когда при мне природу обижают, я становлюсь беспощадной.

– А теперь Хумар-хала умерла загадочной смертью, – Юсиф сощурился и сложил рот утиным клювом.

– И поделом ей! – выпалила Рейхан. – Я тут ни при чём, такое лицо не делай.

– Ничего я не делаю, – испугался Юсиф.

День уходил на запад, тени от гор становились длиннее, и горы – розовый цвет их стал ещё глубже – словно выросли, сделались значительнее. Рейхан начала чувствовать себя неуютно, ей захотелось как можно скорее оказаться дома и лечь в постель; успеха здесь она не добилась, а во сне снова увидит его, в этом сомнений не было.

– Гони что есть мочи, – сказала она Юсифу, тот удивлённо покосился на неё, но приблизительно понял, что от него требовалось. Гнать он любил. Обгоняя разных лохов по встречной, он чувствовал себя крутым, как герой боевика. И впервые Юсиф встретил женщину, которая просила ехать побыстрее, а не помедленнее. И ничего не боялась.

Но она боялась. Не скорости, конечно, и не аварии. Рейхан боялась, что сны окажутся пустышкой, розыгрышем её развесёлого мозга, и лента с надписью «карамель» тоже не более чем одна из странных, не имеющих никакого смысла вещей. Полосатые горы не дали ей ничего, кроме останков вымерших моллюсков и ощущения, будто она погружается в густую чёрную глубину; эта тёмная масса тоже является остатками моллюсков и других созданий – спрессованные миллионами лет, вызывающие в людях вожделение, разжигающие войны в отместку за свою окончательную гибель, они сами стали прожорливыми, и когда Рейхан попадёт к ним, они уже не отдадут её.

«Чур меня, чур, – сказала про себя Рейхан, – прочь, депрессия». Такого упадка духа с ней, на её памяти, не случалось, разве что в подростковом возрасте, когда она только начинала изучать магию, и теперь это состояние вызывало у неё отторжение пополам с исследовательским интересом. «Что же такого случилось? Я пытаюсь найти какого-то мужчину, являющегося мне во снах, а ведь я даже не знаю, настоящий ли он… Неужели я стала такой же, как мои клиентки, которые в большинстве своём думают, что счастливой можно быть, только если рядом есть самец?» И Рейхан вдруг разозлилась на своих женщин.

Женщины, женщины, женщины… Они ходили к Рейхан одна за другой, одни и те же лица, одни и те же проблемы. Рейхан бы и мужчинам охотно помогала, но мужчины по своей природе не склонны принимать чужую помощь, они тычутся носом, как слепые щенки, а затем сетуют на жестокую судьбу, которой не существует…

Зато женщины питают пристрастие к тому, что называется этим липким словечком «саморазвитие», похваляются друг перед другом этим самым саморазвитием, записываются на курсы правильного дыхания, читают метафорические карты, колют и обжигают свои тела, становятся героями. Ради мужчин и в отместку им. Сколько ставят всем в пример историй о женщинах, которые, брошенные с грудным младенцем, восстали из пепла, похудели, выучили семь языков, освоили новую профессию и основали свою корпорацию. В этих историях их неверные возлюбленные спиваются в одиночестве и оканчивают жизнь где-нибудь в загаженном сквере. Рейхан силилась вспомнить хотя бы одну аналогичную историю, где героем стал бы мужчина, но не смогла. «Что за глупость, – одёрнула она себя. – Эти истории рассказывают женщины для женщин. Если бы я больше дружила с мужчинами, они бы тоже много чего порассказали». Рейхан взяла себя в руки, но всё равно ей было слегка не по себе. Что, если однажды и её жизнь начнут приводить в пример – вот, Рейхан до конца своих дней оставалась свободной и столько всего сделала для этого мира. Какое утешение всем одиноким дамам!

Высаживая Рейхан у лестницы, по которой можно было подняться на холм, Юсиф сказал:

– Ну, короче, я своему другу скажу про вас, чтобы пришёл.

– Давай, – ответила Рейхан, а сама подумала: «Да, придёт он, как же. Скажет, как все мужчины – что это за глупости и суеверия, или вообще об этом разговоре через пять минут забудет». И почему-то от этой мысли стало ей горько.