Нейтан Баллингруд - Раны. Земля монстров [сборник litres]

Мексиканский залив и вся земля были в тот день синими и спокойными. Маленький городок Порт-Фуршон, как морской желудь, цеплялся за южное побережье Луизианы, а за его пределами, насколько хватало глаз, простиралась водная гладь. Вдалеке, на таком расстоянии невидимые, вели свою деятельность буровые вышки и рабочие, на плечах которых покоилась городская экономика. По вечерам Тони видела огни, тянувшиеся вдоль горизонта, как свечи по вестибюлю. Утренняя смена близилась к концу; зал был практически пуст. Ей нравилось проводить мертвые часы на балконе закусочной, глядя на воду.

Ее мысли омрачал полученный в то утро телефонный звонок. Гвен, ее трехлетняя дочка, все чаще демонстрировала неприязнь к мужчинам, работавшим в детском саду «Солнечный свет»; в последнее время девочка даже кусалась и пинала их под ребра, когда они склонялись к ней, чтобы успокоить. Несколько дней назад, когда Тони зашла в садик, ее отвела в сторонку поджидавшая в засаде социальная работница, которая заговорила с ней тихим сладеньким голоском; которая раздражающе коснулась ее руки и сказала: «Никто вас не осуждает; мы всего лишь хотим помочь». Соцработница упомянула слово «психолог» и спросила про ситуацию в семье. Тони была смущена и разъярена, но закончить разговор у нее получилось лишь невнятным обещанием поговорить в другой раз. То, что ее дочь уже сейчас проявляла настолько вопиющие признаки социальной дезадаптации, ошеломило Тони, она отчаялась и теперь чувствовала себя обманутой.

Все это снова подтолкнуло к мыслям о Донни, который бросил ее несколько лет назад и уехал в Новый Орлеан – так Тони стала матерью-одиночкой в двадцать три года. В то утро, глядя поверх перил на неостановимую череду волн, она желала ему смерти. Направила это пожелание через многие мили, прямиком в его сердце.

– Решили, что будете заказывать? – спросила она.

– Э… только кофе. – Он посмотрел на ее груди, потом – в глаза.

– Сливки, сахар?

– Нет, спасибо. Просто кофе.

– Как пожелаете.

Помимо него, единственным посетителем был Чеканутый Клод, который сидел у двери, доверительно беседуя с остывающей яичницей-болтуньей, и слушал радио через наушники. Из его ушных раковин вытекал дребезжащий рев. Педро – повар, чье большое круглое тело скрывалось под множеством слоев перепачканной белой униформы, – бездельничал за стойкой, зачарованный журналом для гитаристов, раскрытым у кассового аппарата. Позади него дремала кухня, тяжело дыша луком и подгоревшим маслом. Ей предстояло отсыпаться почти все время до середины недели, когда на платформах сменятся вахты, после чего переменчивые потоки мужчин захлестнут маленький город.

Поэтому, принеся посетителю кофе, Тони не стала возражать, когда он попросил ее составить ему компанию. Она налила чашечку и себе, а потом села напротив него, довольная, что может дать немного покоя ногам.

– У тебя нет бейджика с именем, – сказал мужчина.

– О… Наверное, потеряла где-нибудь. Меня зовут Тони.

– Очень милое имя.

Она саркастически усмехнулась:

– Да фиг там. Это сокращение от Антуанетты.

Он протянул руку и сказал:

– Я – Алекс.

Тони протянула свою, и они скрепили знакомство рукопожатием.

– В море работаешь, Алекс?

– Иногда. Правда, давненько там не бывал. – Он улыбнулся и вгляделся в кофейную муть. – Много времени провел в разъездах.

Тони вытряхнула из пачки сигарету и закурила.

– Звучит интересно, – соврала она.

– Не думаю, что это и правда так. Но, готов поспорить, что интересно иногда бывает здесь. Готов поспорить, что сюда какие только люди не заходят.

– Ну… Наверное.

– Как давно ты тут работаешь?

– Года три.

– Нравится?

Тони почувствовала вспышку злости.

– Ага, Алекс, охренеть как нравится. Кому бы не понравилось?

– Эй, прости. – Он примирительно поднял руки. – Извини меня.

Она покачала головой, сразу же устыдившись.

– Нет. Это ты меня извини. Видимо, слишком загрузилась сегодня. Здесь нормально.

На губах Алекса появилась нахальная полуулыбка:

– Так почему бы тебе не прогуляться со мной после работы? Может, я помогу тебе отвлечься. – Между ними на столе лежали его мощные руки. Они выглядели так, будто способны дробить камни.

Тони улыбнулась ему:

– Сколько ты меня знаешь? Пять минут?

– Ну что сказать, импульсивный я парень. К черту осторожность! – Алекс осушил чашку в два огромных глотка, словно иллюстрируя свое безрассудство.

– Что ж, давай я принесу тебе еще кофе, Сорвиголова. – Она похлопала его по руке и поднялась.

Именно безрассудный импульс ненадолго вернул Донни к ней около года назад. После телефонных разговоров, постепенно ставших из навязчивых игривыми, а затем – по-новому интересными однажды в пятницу днем он вернулся в Порт-Фуршон на своем распадающемся синем «Пинто», чтобы провести выходные с Тони и Гвен. Начиналось все неплохо, хотя разговора о том, что будет после выходных, не заходило.

Гвен тогда только начала ходить в садик. Резкое расширение границ мира вскружило девочке голову, ею то и дело овладевали сильные эмоции: разнообразные виды злости циклонами проходили через маленькое тельце, и никакое количество материнских объятий не могло ее угомонить.

Хотя Донни в этом не признавался, Тони знала: он интересовался дочерью и удовлетворил свое тщеславие, поняв, что она вырастет отражением его внешности и характера.

Но Гвен отказывалась участвовать в создании хоть какого-то флера таинственности, который мог бы удержать отца; вместо этого она показывала себя такой, какой знала ее Тони: розовой, пухлой, крохотной совокупностью плоти и свирепости, которая хихикала или бесилась, не видя, похоже, между этим никакой разницы; которая двигалась неловко и будто бы вовсе не обладала ни малейшими признаками красоты или ума.

Однако дочка, кажется, не слишком беспокоила Донни, и секс с ним был так же хорош, как и прежде. А когда он сказался больным, чтобы не ехать на работу в понедельник, Тони начала надеяться на что-то продолжительное.

Днем в воскресенье они решили уложить Гвен пораньше и освободить вечер для себя. Но сначала им предстояло ее искупать, и Донни с видом человека, работающего со взрывчаткой, взял эту ответственность на себя. Он заполнил ванну водой на восемь дюймов и опустил туда девочку. Уселся и стал смотреть, как, нахмурив лобик, та занялась серьезным делом – игрой: роняла в воду бутылочки с шампунями, двигала их, как корабли по морю. Тони, сидевшая позади Донни на крышке унитаза, вдруг поняла, что это ее семья. Она словно парила, довольная.

Потом Гвен внезапно поднялась из воды и радостно захлопала в ладоши:

– Две! Две каки! Одна, две!

Пораженная, Тони увидела две небольшие какашки, устроившиеся на дне ванны, их чуть колебали волны, которые подняла топочущими ножками Гвен. Донни вскинул руку и отвесил дочери плюху. Гвен ударилась о стену и с громким плеском упала в воду. А потом завопила. Это был самый отвратительный звук, какой доводилось слышать ее матери.