Рене Ахдие - Красавица [litres]

Селина передумала и не стала насмехаться над ним. Может, Бастьян и не соврал, однако он явно скрывал часть правды, сводя всю свою жизнь всего к нескольким фактам. Куча вопросов жгли ей глотку. Слова Майкла, сказанные несколько дней назад, зазвенели в ее памяти, требуя, чтобы она выпытала у Бастьяна подробности и смогла понять печальную историю Призрака полностью.

Она предпочла проигнорировать это стремление. Будет проще подумать над этим всем завтра, чем зацикливаться сейчас.

– Можешь спросить меня, Селина, – сказал Бастьян. – В конце концов, Майкл не рассказал тебе все. – Сарказм пронизывал его слова.

– Конечно, не рассказал. И я уверена, ты не мог не заметить, как сильно он тебя ненавидит.

– Это чувство абсолютно взаимное. – Его усмешка выглядела надменной.

– Могу ли я узнать почему?

– Можешь. Но я могу не ответить. Так как пообещал не лгать.

На миг губы Селины замерли, не зная, продолжать ли разговор или нет.

– Ну ладно, – проворчала она. – Но что бы там ни было, из Арджуна вышел хитрый шпион.

Бастьян хмыкнул.

– А еще отличный адвокат.

– Ибо все злодеи и негодяи похожи. – Она сделала паузу. – Но если говорить серьезно… что произошло с твоей семьей? – По крайней мере, это она хотела узнать сейчас.

Явная апатия появилась на его прекрасном лице.

– Моя мать умерла через шесть месяцев после смерти моей сестры. После их смерти отец увез меня из Нового Орлеана в Сан-Доминго. Вскоре после этого он заболел, поэтому мы отправились в его дом в Сан-Хуан.

– И… отчего умерла твоя сестра?

– Она погибла из-за несчастного случая, ей было пятнадцать. – Хотя ответы Бастьяна и звучали равнодушно, выражение его лица помрачнело, злость замерцала в глазах на миг, прежде чем скрыться за маской спокойствия. Какая-то история скрывалась за этим ответом. Которая являлась причиной ужасной боли. Но Селине не хотелось вынуждать Бастьяна вспоминать все это. Пока не хотелось. – Отца забрала болезнь достаточно быстро, после этого я и вернулся в Новый Орлеан, – закончил он.

Невидимая рука сдавила Селине сердце. Ее беспокоило, что Бастьян говорит о подобных потерях таких тоном, будто перечисляет обычные факты. Быть может, так он говорил о вещах, которые на самом деле имели для него значение, таким холодным, отстраненным тоном.

– Слышал, многие говорят, что трагедии делают нас теми, кто мы есть, – продолжил Бастьян. – Я не самое худшее, что случалось со мной, и я вовсе не самое худшее из всего, что натворил. Ничего в жизни не бывает таким простым. – Он изучил темную улицу Нового Орлеана внимательным взглядом. Уверенным.

Его слова точно пробудили Селину. Каждый день она отрицала часть себя. Пыталась скрыть самое худшее, что случалось с ней, самое худшее, что она натворила. Всю свою жизнь она отрицала то, кем являлась ее мать, словно в этом скрывался какой-то стыд. И из-за этого она не знала ничего о половине своего прошлого. Не знала половину своей собственной истории.

С четырех лет ей говорили, что можно жить только так.

– Ты когда-нибудь хотел быть кем-то другим? – тихо поинтересовалась Селина.

– Часто. Особенно когда был маленьким. – Бастьян повернулся к ней. – А ты?

Селина побледнела.

– Не лги мне, – повторил Бастьян ее же слова, сказанные ранее, – сегодня только правда.

– Что… сложно, так как вся моя жизнь выстроена из лжи.

Это было честно. Селина была с ним честнее сегодня, чем с кем-либо за всю свою жизнь.

Она сделала глубокий вдох через нос.

– Моя мать была родом из страны на Дальнем Востоке. Мне никогда не рассказывали из какой. Но… во мне смешанная кровь, смесь Востока и Запада, – выпалила Селина, словно ее собственная честность ее напугала. – И я никогда не признавалась в этом кому-либо, – добавила она поспешно.

И все же эти слова сорвались с ее губ с удивительной легкостью.

Бастьян посмотрел на нее, они все еще продолжали шагать. О чем бы он ни думал, он отлично скрывал свои мысли.

Чувствуя себя на изумление спокойно, Селина уставилась на серые дорожные камни.

– Когда мы с отцом прибыли в Париж, я была очень маленькой. Он сказал мне, что я должна держать в тайне происхождение моей матери. Он сказал, если мир узнает, то надо мной будут смеяться всю оставшуюся жизнь. Так что я слушалась. И врала. И… чувствую стыд из-за этого. Как будто эта ложь стала важной частью моей правды, как будто это какой-то ключ. Настолько важный, что я не знаю, как… – она запнулась на словах, – как думать или вести себя по-другому, как будто в ином случае мир рассыплется на кусочки.

Вот. Несколько частей болезненной правды. Правды, в которой она не могла признаться даже самой себе. Удивительно, что из всех людей, с кем на сегодняшний день была знакома, она поделилась всем этим именно с Бастьяном.

Селина молча ждала, раздумывая над своими словами. Мечтая, что может проигнорировать смысл, скрытый в них.

– Я сочувствую твоей боли, Селина, – негромко произнес Бастьян. – Спасибо, что доверила мне свою правду.

Что-то кольнуло ее грудь, не позволяя ответить тут же.

Когда Селина наконец заговорила, ее голос был тихим и мягким:

– И я сочувствую твоей боли, Бастьян. Полагаю, правда – ценная вещь. Знай, что я всегда буду с тобой честна.

Он посмотрел на нее, его зрачки блестели под луной, точно жидкое серебро.

– Merci, mon coeur [113] Спасибо, душа моя (фр.). . От сердца к сердцу.

Они шли оставшуюся часть пути до урсулинского монастыря в компании лишь стрекочущих насекомых и шелестящих ветвей деревьев. Как только они повернули за последний угол и высокий монастырь показался во тьме, Селина вскинула голову к звездному узору, опоясывающему серп луны. Его прохладный свет наполнил ее вены. Бастьян остановился рядом с ней, хотя не стал смотреть в небо.

– Что, звезды настолько завораживающие? – пошутил он добродушно.

– Конечно, завораживающие, – ответила Селина, не отводя взгляда от них. – Бесконечные. Они все видят и все знают. Те же звезды висели на небесах во времена Микеланджело и Шекспира. Разве это не удивительно?

Бастьян вздохнул угрюмо.

– Никогда не пойму, что такого удивительного в бесконечности. Всему приходит конец, в том числе и хорошим вещам.

– Тогда Чосер [114] Джеффри Чосер – известный английский поэт XIV века, часто именуемый «отцом английской поэзии». В его сборнике «Кентерберийские рассказы» можно встретить множество отсылок к звездам и астрологии. был кретином, – глянула на него Селина, со смехом кривя брови. – А бесконечность поражает нас, потому что позволяет нам верить, что все в мире возможно. Что истинная любовь может длиться вечно.

Он не ответил. Вместо этого уставился на нее своими глазами с густыми ресницами. С притягательными черными ресницами. Когда Селина отвела взгляд, Бастьян прочистил горло и снова замер, проверяя свой пульс.