Клайв Баркер - Книги крови. Запретное [сборник litres]

– Разве? – сказал Перселл, словно она призналась в неумении читать. – А о любовниках и сбежавшем психопате ты слышала?

– Я слышал, – сказал Дэниэл.

– Парня потрошат – обычно это делает человек с крюком вместо руки – и оставляют тело на крыше машины, а девушка прячется внутри. Это поучительная история, предупреждающая об опасностях бесконтрольной гетеросексуальности. – От шутки засмеялись все, кроме Хелен. – Такие байки очень распространены.

– Так ты утверждаешь, что они мне лгут, – воспротивилась она.

– Не вполне лгут…

– Ты сказал, что лгут .

– Я тебя провоцировал, – отразил удар Перселл; его умиротворяющий тон злил ее как никогда. – Я не хотел сказать, что они делают это нарочно. Но ты должна признать, что пока не встретила ни единого свидетеля . Все события происходят в какой-то неназванный день с каким-то неназванным человеком. Они доходят до тебя через несколько рук. В лучшем случае происходят с братьями друзей дальних родственников. Пожалуйста, рассмотри вероятность того, что в реальности этих событий могло не быть вообще и все это просто страшилки для скучающих домохозяек.

Хелен ему не возразила – по той простой причине, что аргументы у нее закончились. Замечание Перселла о подозрительном отсутствии свидетелей было совершенно логичным; она и сама об этом думала. И очень странным было то, что женщины из Раскин-корта поспешно заключили, будто убийство старика произошло в другом районе, как будто эти жуткие события постоянно происходили где-то неподалеку – за углом, дальше по улице, – но всегда не здесь .

– Так зачем? – сказала Бернадетт.

– Что зачем? – переспросил Арчи.

– Эти истории. Зачем рассказывать такие жуткие истории, если это неправда?

– Да, – сказала Хелен, сваливая конфликт обратно на упитанные колени Перселла. – Зачем?

Перселл любовался собой, понимая, что его вклад в обсуждение резко изменил исходную посылку.

– Понятия не имею, – сказал он, с удовольствием выходя из игры теперь, когда раскрыл свои карты. – Не стоит принимать меня настолько всерьез, Хелен. Сам я стараюсь этого не делать.

Сидевший рядом с Перселлом юноша хихикнул.

– Возможно, это просто табуированная тематика, – сказал Арчи.

– Замалчиваемая… – начал Дэниэл.

– Не в том смысле, который ты имеешь в виду, – прервал его Арчи. – Жизнь – это не только политика, Дэниэл.

– Какая наивность.

– Что такого табуированного в смерти? – спросил Тревор. – Бернадетт уже об этом говорила: она постоянно у нас перед глазами. По телевизору, в газетах.

– Возможно, все-таки недостаточно близко, – предположила Бернадетт.

– Никто не будет возражать, если я закурю? – перебил их Перселл. – Десерт, похоже, отложили на неопределенный срок.

Хелен проигнорировала его реплику и спросила у Бернадетт, что она имела в виду под словами «недостаточно близко».

Бернадетт пожала плечами:

– Я не уверена, – призналась она, может, только то, что смерть должна быть рядом ; мы должны знать , что она прямо за углом. То, что по телевизору, недостаточно близко.

Хелен наморщила лоб. Это наблюдение казалось ей здравым, но в суматохе момента она не могла осознать его значимости.

– Ты тоже думаешь, что это вымысел? – спросила она.

– Эндрю правильно говорит… – ответила Бернадетт.

– Премного благодарен, – сказал Перселл. – Есть у кого-нибудь спички? Мальчишка заложил мою зажигалку в ломбард.

– …об отсутствии свидетелей.

– Это доказывает лишь то, что я не встретила никого, кто на самом деле что-то видел, – возразила Хелен, – а не то, что свидетелей не существует.

– Хорошо, – сказал Перселл. – Найди мне одного. Если сможешь доказать, что твой изувер действительно существует, я оплачу всем ужин в «Апполинере». Что скажете? Что я неприлично щедр или я просто знаю, когда не могу проиграть? – Он рассмеялся и застучал по столу костяшками пальцев, изображая аплодисменты.

– Звучит неплохо, – сказал Тревор. – Что скажешь, Хелен?

Она вернулась в Спектор-стрит только в понедельник, но мыслями все выходные была там: стояла перед запертым туалетом под ветром и дождем; или в спальне, перед нависающим над ней портретом. Мысли о жилом комплексе неотступно преследовали ее. Вечером в субботу Тревор нашел какой-то мелкий повод для ссоры, но она пропустила все оскорбления мимо ушей, когда же он по своему обыкновению начал выставлять себя мучеником, этот привычный ритуал ее совсем не тронул. Безразличие лишь сильнее обозлило Тревора. Разобиженный, он выбежал из дома и явно направился к той из своих девиц, которая в этом месяце была у него в фаворе. Хелен даже обрадовалась, что он ушел. Когда ночью Тревор не явился домой, она и не подумала из-за этого разрыдаться. Он был глупым и пустым человеком. Она уже отчаялась увидеть терзание в его глазах; а чего стоит человек, не способный терзаться?

Воскресной ночью он тоже не вернулся, и на следующий день, когда Хелен парковала машину в сердце Спектор-стрит, ей пришло в голову, что никто даже не знает, куда она отправилась, и что, если она потеряется здесь на несколько дней, ее не найдут. Как того старика из рассказа Анны-Марии: позабытого, лежавшего в любимом кресле с выколотыми крюком глазами, пока на нем пировали мухи, а на столе портилось масло.

Близилась Ночь Костров, и за выходной небольшая груда дров в Баттс-корте выросла до приличных размеров. Сооружение выглядело ненадежным, но это не мешало нескольким мальчишкам лазать по нему как снаружи, так и внутри. Бо́льшая часть его состояла из мебели, вытащенной, скорее всего, из заколоченных квартир. Хелен сомневалась, что оно разгорится: а если это и случится, дым будет удушающий. Четыре раза по пути к жилищу Анны-Марии ее останавливали детишки, клянчившие деньги на фейерверки.

– Пенни для Гая, – говорили они, хотя ни у одного не было с собой куклы Гая Фокса. Хелен успела выгрести из карманов всю мелочь.

Сегодня Анна-Мария была дома, но встретила ее без улыбки. Просто уставилась на гостью, будто загипнотизированная.

– Надеюсь, вы не против, что я пришла…

Анна-Мария не ответила.

– …Я только хотела поговорить.

– Я занята, – наконец сообщила девушка. Ни приглашения войти, ни предложения выпить чаю.

– О. Ну… Это займет не больше секунды.

Черный ход был открыт, и в доме хозяйничал сквозняк.

По заднему двору летали газеты. Хелен видела, как они поднимаются в воздух, подобно огромным белым мотылькам.

– Что вам надо? – спросила Анна-Мария.

– Просто уточнить насчет старика.

Девушка заметно помрачнела. Казалось, ее сейчас стошнит. Ее лицо напоминало цветом и текстурой несвежее тесто. Волосы Анны-Марии были распущенными и грязными.