Адам Нэвилл - Багрянец [litres]

Когда она достигла последнего раздела, мысли вернулись к бородатому лицу злого мужчины со шрамом на глазу, которого Хелен повстречала вчера. Страх запечатлел в ее воспоминаниях всё: как мужчина с той фермы кричит на нее, как хрупкая женщина смотрит вслед, как собака подскакивает, оскалив слюнявые клыки, а ее безумные темные глаза наливаются кровью. До сих пор если Хелен и приходилось попадать в стычки, то только со своей строптивой шестилеткой.

Линкольн и его трагическая, необъяснимая гибель. Поэтому Хелен и приехала сюда: чтобы лучше понять его и попрощаться. Ее брат покончил с собой всего через несколько недель после того, как записал те страшные звуки в карьере по соседству с местом, послужившим источником для этой же выставки. «Плач ребенка. Безжалостное журчание воды. Испуганное животное в пространстве, лишенном света». Инстинкты и воображение Хелен искали связи, которые она не могла рационально объяснить. Кроме того, выставка открыла дорогу, столь же необъяснимо ведущую в сон этой ночи. Хелен не помнила, когда еще ее чувства были настолько же сложными.

Чтобы скрыть свои чувства, она стала глотать воду из бутылки и снова обратила внимание на заговорившего с ней молодого мужчину за соседним столом. На шее у мужчины висели черно-красный ремешок с камерой и шнурок с пластиковым бейджем «Пресса».

Напротив фотографа сидела темноволосая женщина с полным и красивым лицом, глядя на Хелен как будто с неодобрением и осторожностью; хотя, может быть, она просто очень внимательно изучала книгу и бумаги, разложенные на столе, и, выставив щит из вежливости, показывала, что занята работой и не может отвлекаться. Хелен уже видела этих двоих – в Большой палате и на лестнице между разными этажами выставки.

Борода на худом привлекательном лице мужчины придавала ему вид благородного хипстера. Хелен решила, что вряд ли они с женщиной любовники – он был гораздо моложе нее. И все же причина холодности незнакомки могла заключаться в том, что она видела в Хелен угрозу, вторгшуюся на чужую территорию. Хелен в своей жизни вызвала ревность не у одной из представительниц своего пола и поэтому не переносила подобных чувств.

– Задело вас, да? – спросил мужчина с доброй улыбкой. – Поэтому и мы спустились сюда – черепа детей стали последней каплей. Ужасно, – он вздрогнул.

Некоторые мужчины умели без труда оказать дружелюбную поддержку без того, чтобы казаться при этом назойливыми. К тому же фотограф показался Хелен привлекательным, но она, не выдавая себя, кивнула в знак согласия.

– У меня у самой ребенок, – добавила она, чтобы задобрить женщину на случай, если они все-таки были парой.

– Тогда должно быть еще хуже, – заметил незнакомец. – Пусть все это было десятки тысяч лет назад, все равно задевает, правда?

– Согласна, – сказала Хелен и, чтобы уйти от неприятной темы, спросила пару, что они делают на выставке.

– Она отвечает за слова, я – за фото, – ответил мужчина, представился Стивом и сказал что-то насчет репортажа для какого-то журнала – название оказалось незнакомым. На вопрос Хелен, местное ли это издание, последовал утвердительный ответ.

– Можно мы присядем? – спросил Стив. Хелен не возражала, но его спутница, которую представили как Кэт, бросила на затылок мужчины мрачный взгляд.

Они пересели, и Хелен осторожно поделилась несколькими деталями о Вальде. Ей казалось нужным оправдать свои слезы и необходимость в чьей-то компании, которые пробудила в ней выставка.

Когда Хелен показала пару фотографий Вальды, сохраненных на телефоне – дочка с лицом, испачканным вареньем, дочка в костюме феи с крылышками, дочка, заливисто хохочущая во время какой-то игры, которую Хелен не помнила, – журналистка Кэт наконец-то смягчилась.

Стив сказал, что любит детей, и его спутница при этих словах будто напряглась на миг.

Хелен тактично перевела разговор с себя на их работу и была немедленно впечатлена Кэт, так что захотела, чтобы холодность новой знакомой развеялась и та стала к ней благосклоннее. Журналистка ни разу не похвасталась, и вообще говорила о работе только вскользь – резюме Кэт пересказывал Стив. Из всех лондонских журналов, в которых та работала, Хелен до сих пор читала три: должно быть, она читала что-то написанное Кэт в прошлом. Когда Хелен сказала об этом, журналистка слабо улыбнулась и погасила восхищение собеседницы, сказав, что ее прошлая карьера «не стоит внимания».

Наконец дружелюбная вежливость этих двоих развеялась, когда Стив спросил, что привело Хелен в Девон, и она вкратце пересказала историю Линкольна.

– Он был здесь? А потом пропал? – переспросил Стив, когда она закончила, и обменялся взглядом с Кэт. Возможно, такую реакцию вызвало упоминание суицида.

– За две недели до того, как умер.

– Простите, не хотел быть назойливым, – сказал Стив.

– Тогда зачем спрашиваешь? – спросила его Кэт. Строгое замечание пристыдило фотографа, но и явно привело его в раздражение.

– Ничего страшного, это случилось давно, – ответила Хелен. – Хотя, что странно, думаю, я начала мириться с этим только сейчас. В том числе поэтому я и плакала.

– Люди по-разному переносят горе, – заметил Стив. Кэт поглядела на него, будто спрашивая, откуда он-то знает. Хелен снова, как и вчера, ощутила, словно волну, теплое присутствие Линкольна, будто он сам здесь находился.

– Мой брат был довольно своеобразным. Провести целое лето в палатке, записывая подземные звуки для сайта, о котором никто не слышал, – вполне в его духе.

Стив заинтересовался этим, и Хелен принялась пересказывать записи брата, признавшись, что их сходство со звуковыми эффектами на выставке казалось ей зловещим. Они с Кэт и Стивом больше никогда не увидятся, так что ничего страшного, если Хелен покажется им ненормальной.

– Саундтрек для выставки, наверно, записали в зоопарке. Или взяли из какой-нибудь библиотеки музыки, где есть раздел «сафари», – предположил Стив. Однако, когда Хелен назвала место, где Линкольн разбивал палатку, фотограф пришел в трудно скрываемый восторг, причину которого Хелен не понимала.

Она также боялась, что не знает, чем интересуются такие люди, как Стив и Кэт. Она задумалась о том, сколько на самом деле знал ее брат и как она сама мало понимала в том, что считалось «крутым». А ведь Хелен всегда считала, будто дело обстоит наоборот.

Когда Хелен рассказывала о себе, Кэт только хмурилась: в ней чувствовались недовольство и грусть. Кэт показалась Хелен человеком богемным, но не придающим значения своей внешности, будто она, не задумываясь, одевалась в первое, что попалось под руку. Учитывая, что Кэт явно могла себе позволить неплохой гардероб, Хелен это казалось странным.