Наталья Тимошенко - Игра с огнем

Ее уже, конечно, ждали. Максим открыл дверь, и она сразу поняла, что не одна готовилась к этому не-свиданию. Сегодня он не выглядел таким лохматым, как обычно, и даже побрился. Из дома пахло специями и запекающейся рыбой, и Элиза внезапно почувствовала себя неловко. Ужинать в таких обстоятельствах ей еще ни разу не доводилось. Если бы они были наедине, она бы знала, как себя вести и чем все закончится. Если бы он ей не так сильно нравился, она бы тоже знала, как себя вести и чем все закончится. Сейчас же она, пожалуй, знала только, чем все закончится, а вот как себя вести — непонятно. Максим смотрел на нее с такой же неловкостью на лице и, кажется, уже жалел, что позвал именно на такой ужин.

Элиза улыбнулась и весело сказала:

— Пардон, немного опоздала, но без машины я плохо рассчитываю время, а мне обещали вино, поэтому какая машина?

Максим тут же пригласил ее войти и даже галантно помог с пальто. Из гостиной показалась Яна, и Элиза сразу почувствовала себя проще. Яна никакой неловкости не испытывала, с благодарностью забрала принесенные учебные материалы и вызвалась показать, где можно помыть руки.

— Папа страшно волнуется, — заговорщицким тоном сообщила она, когда они вдвоем оказались в ванной. — Он даже побрился и расчесался. По-моему, он все еще испытывает трепет перед учителями.

Выпалив это, Яна оставила ее одну, а Элиза усмехнулась своему отражению. Она была уверена, что Максим испытывает трепет вовсе не перед учителями. Может быть, стоило все-таки одеться по-другому? Нет, тут же одернула она себя. Пока здесь Яна, точно не стоило.

Элиза вытерла руки и огляделась. Все в этом доме давало понять, что за ним ухаживают, но ему не хватает женской руки. Недорогая, но качественно уложенная плитка в ванной явно никогда не мылась выше полутора метров над полом; в месте стыка крана и раковины скопился налет; полотенца висели не так аккуратно, как у нее самой. Впрочем, вполне возможно, этому дому не хватает не просто женской, а именно ее руки.

Максим и Яна гремели чем-то на кухне, а потому Элиза позволила себе немного оглядеться в гостиной. Она была проходной и от этого не очень удобной. Одну стену занимало большое окно, а в каждой из трех оставшихся имелось по одной-две двери. Диван стоял посередине, занимая почти всю площадь комнаты, телевизор висел на стене между двумя дверями. Очевидно, спальнями Яны и Максима. По той стене, где находилась дверь в ванную, располагался большой камин, возле которого валялась забытая веревка — еще одно напоминание, что женщины в этом доме нет. Большинство хозяек убило бы за такое. И нигде не было никаких милых дамскому сердцу безделушек в виде статуэток, картин или цветов в горшках. Но больше всего Элизу поразило пианино, занимающее единственную более или менее длинную стену с выходом в маленький коридор. Она никогда не слышала, чтобы Яна упоминала занятия музыкой, но и поверить в то, что играет Максим, не могла. Почему-то вспомнилось, как она разглядывала его руки в подсобке и думала, что такие руки не могут принадлежать офисному работнику. И уж тем более они не могут принадлежать музыканту. Возможно, конечно, пианино досталось Васильевым вместе с домом, но открытая крышка давала понять, что инструментом пользуются.

В небольшой, но уютной кухне уже был накрыт стол. Только окинув ее взглядом, Элиза поняла, что всю мебель здесь Максим сделал сам. Но снова: добротный кухонный гарнитур, большой стол, удобные стулья, а ни красивых салфеточек, ни скатерти, ни даже занавесок на окнах.

Однако на ужин отсутствие женщины никак не повлияло. Элиза не считала себя таким уж гурманом, сама готовить не очень любила, чаще всего обходилась чем попроще. Если хотелось чего-то более изысканного, ехала в Алексеевск в ресторан. Но хорошо приготовленную домашнюю еду любила. Эта рыба претендовала на звание лучшего блюда, которое она ела в Лесном. Пожалуй, даже Викино мясо ей уступало.

Болтушка Яна говорила, почти не переставая, втягивая в разговор и отца с учительницей, поэтому никаких неловких пауз, которых опасалась Элиза, за столом не возникало. И только когда Яна замолчала, то ли переводя дух, то ли просто устав разговаривать, она спросила:

— Я видела в гостиной пианино. Ваше или досталось с домом?

— Наше, — гордо ответила Яна.

— Я купил его по объявлению почти сразу, как переехал сюда, — почему-то смутившись добавил Максим.

Неужели все-таки он играет? Ведь Яна уже растрепала, что приехала в Лесной почти на три года позже. Значит, он купил пианино еще до этого.

— Кто-то из вас умеет играть?

— Мы оба, — снова первой отозвалась Яна. — Не великие пианисты, конечно, но собачий вальс на пару забахаем. Правда, пап?

Максим неловко улыбнулся.

— Моя мать — преподаватель музыки, — пояснил он. — Поэтому и я, и моя сестра с детства приучались к ней. Алена стала известной скрипачкой, а я так и остался на уровне собачьего вальса.

Улыбнулась и Элиза, с интересом глядя на него.

— Почему я в это не верю?

— Потому что он врет, — заявила Яна. — Папа умеет играть и вещи посложнее собачьего вальса.

— И вовсе я не вру, — оскорбился Максим. — Для более сложных вещей нужна ежедневная практика, а я этим не занимаюсь. Не помню даже того, что когда-то умел.

— А бабушка говорит, что у тебя тоже был талант, — не сдавалась Яна. — Но ты вместо этого пошел в полицию непонятно зачем.

— Затем, что там выдавали бесплатную форму и можно было не тратиться на одежду, — проворчал Максим. — Ты этого не застала, а я прекрасно помню. В середине девяностых хорошо жили только те, у кого была коммерческая жилка. Ну и бандиты, что тогда было почти одно и то же. А у меня папа — математик, мама — музыкант. Ни один из них не мог даже яблоки с дачи продать. Может, у меня и был какой-то там талант, но у Алены его было гораздо больше. Занятия музыкой — дело дорогое. Поэтому я оставил музыкалку ей, а сам пошел туда, где можно было тратить меньше денег. Но мне странно слышать это от тебя, — в конце концов усмехнулся он, откинувшись на спинку стула и сверля взглядом дочь. — У тебя тоже талант, пусть не к музыке, а к языкам, но ты хочешь совершить мою ошибку: пойти в полицию.

Элиза удивленно приподняла брови. До того дня, как Яна рассказала ей про свою маму, она искренне считала, что девочка учит языки для удовольствия, уж слишком легко они ей давались. Теперь-то она знала, что Яна просто мечтает уехать к матери, вырваться из этого богом забытого городка, но вот про полицию слышала впервые.

— Потому что учить языки не так интересно, как разгадывать загадки, — прежде, чем Элиза успела бы что-то спросить, заявила Яна.

— Только я хочу напомнить, что работа в полиции — это не только загадки, но еще и трупы, которые тебя так впечатляют, — хмыкнул Максим.