Стивен Кинг - Самое необходимое

Джон вылез из-под стола и поднялся на ноги. Он был похож на парня, который только и ждет команды ползти по-пластунски или сделать сорок отжиманий. Вся его обычно аккуратная форма была в пыли, однако, несмотря на веселье, Алан машинально отметил про себя, что Эдди Уорбуртон давным-давно не протирал пол под служебными столами, и снова безудержно расхохотался. Клатт переводил удивленный взгляд с Джона на Алана и обратно.

— Ладно, — наконец сказал Алан, взяв себя в руки. — Что ты искал, Джон? Святой Грааль? Забытую мелодию?

— Бумажник, — ответил Джон, безуспешно пытаясь отряхнуть пыль с формы. — Не могу отыскать свой чертов бумажник.

— Ты смотрел в машине?

— В обеих, — уныло сказал Джон, с отвращением оглядев груду рассыпанных бумаг и скрепок вокруг своего стола. — И в патрульной, на которой я ездил вчера вечером, и в своем «понтиаке». Но иногда я засовываю бумажник в ящик, чтобы не натирал задницу, когда я сижу. Вот я и смотрел...

— Он не натирал бы тебе задницу, Джон, если б ты вечно не просиживал здесь штаны, — резонно заметил Энди Клаттербак.

— Клатт, — сказал Алан, — пойди займись уличным движением.

— А?

Алан посмотрел на него в упор.

— Пойди найди себе какое-нибудь дело. Я думаю, мы с Джоном управимся здесь сами; мы опытные следователи, а если у нас ничего не выйдет, мы дадим тебе знать.

— A-а, пожалуйста. Я ведь только хотел помочь. Я знаю его бумажник. Он выглядит так, словно там вся библиотека Конгресса. Вообще-то...

— Спасибо за участие, Клатт. До встречи.

— Ладно, — сказал Клатт. — Всегда рад помочь. Пока, ребята.

Алан снова готов был расхохотаться, но сдержался. По невеселому лицу Джона было видно, что ему не до шуток. Он выглядел смущенным, но это еще не все. Алану приходилось терять в жизни пару бумажников, и он знал, какое это говенное ощущение. Потеря денег и кредитных карточек — лишь часть утраты, причем не обязательно наихудшая. Все время вспоминаешь ерунду, которую там держал, — ерунду для других, а для тебя совершенно необходимые мелочи, которые уже ничем не заменить.

Джон опустился на четвереньки и стал с несчастным видом собирать и сортировать бумаги. Алан принялся помогать ему.

— Ты здорово ушиб пальцы, Алан?

— He-а. Ты же знаешь эти башмаки — все равно что доспехи. Джон, сколько было в бумажнике?

— Да, по-моему, не больше двадцати зеленых. Но я на прошлой неделе как раз получил охотничью лицензию, и она была там. Еще кредитка — «Мастер-кард». Если не найду этот чертов бумажник, придется звонить в банк и сказать, чтобы аннулировали номер. Но что мне жалко больше всего, так это фотографии. Мама, отец, сестры... Ну, сам понимаешь. Такие вот мелочи.

Но в действительности Джона волновали не снимки его отца и матери или кого-то из сестер; самым главным была фотография, где он был снят с Салли Ратклифф на Фрайбургской ярмарке, примерно за три месяца до того, как Салли порвала с ним ради этого тупоголового Лестера Пратта.

— Ну, — сказал Алан, — они вернутся. Деньги и кредитка — вряд ли, а бумажник с фотографиями скорее всего пришлют домой. Так обычно бывает, Джон, ты ведь сам знаешь.

— Да-а, — вздохнул Джон, — так-то оно так... черт, я все пытаюсь вспомнить, был ли он со мной этим утром, когда я пришел на работу. И никак не могу.

— Ладно, будем надеяться, ты найдешь его. Повесь объявление на доску, хорошо?

— Повешу. И уберу это безобразие.

— Не сомневаюсь, Джон, конечно уберешь. И не вешай носа.

Качая головой, Алан отправился к парковочной стоянке.

3

Маленький серебряный колокольчик над дверью «Самого необходимого» звякнул, и Бабс Миллер, постоянный и неизменный член бридж-клуба на Эш-стрит, с некоторой робостью переступила порог.

— Миссис Миллер! — приветствовал ее Лиланд Гонт, сверяясь с листком бумаги, лежавшим рядом с кассовым аппаратом, и ставя там галочку. — Как хорошо, что вы сумели зайти! И как раз вовремя! Вас, кажется, заинтересовала музыкальная шкатулка, не так ли? Чудесной работы вещица.

— Да, я хотела поговорить с вами насчет нее, — сказала Бабс. — Наверно, она уже продана. — Ей было трудно представить, что такая чудная вещь могла быть не продана. Но при мысли об этом у нее слегка кольнуло сердце. Та мелодия, которую играла шкатулка, — та, которую мистер Гонт, по его словам, никак не мог вспомнить... Ей казалось, она знает, что это за мелодия. Она однажды танцевала под эту мелодию в павильоне Старого сада с капитаном футбольной команды, а позже, в тот же вечер, по собственной воле утратила невинность под волшебной майской луной. Он подарил ей первый и последний оргазм в ее жизни, и все время, пока сладкая судорога сводила тело, мелодия звенела в ушах, вертелась в голове, как раскаленная проволока.

— Нет, она здесь, — сказал мистер Гонт. Он вынул шкатулку из застекленного стенда, где она стояла, скрытая «Поляроидом», и поставил на стол. При виде шкатулки лицо Бабс Миллер просветлело.

— Я уверена, она стбит больше, чем я могу себе позволить, во всяком случае, сразу, — сказала она, — но... Я действительно влюбилась в нее, мистер Гонт, и если только возможно расплатиться по частям... хоть как-то возможно, мистер Гонт, я... я...

Мистер Гонт улыбнулся. Это была особая, довольная улыбка.

— Я думаю, вы напрасно волнуетесь, — сказал он. — Вы будете удивлены тем, насколько умеренная цена у этой милой музыкальной шкатулки, миссис Миллер. Крайне удивлены. Присядьте. И давайте обсудим.

Она села.

Он подошел к ней.

Его глаза завладели ее взглядом.

Мелодия снова зазвучала у нее в ушах.

И Бабс пропала...

4

— Теперь я вспомнила, — сказала Алану Джиллиан Мислабурски. — Это был мальчишка Расков. По-моему, его зовут Вилли. Или, может, Брюс.

Они стояли в ее комнате, где центральное место занимал телевизор «Сони» и гигантское гипсовое распятие в углу за ним. По телику шла опера. Судя по тому, как Иисус закатил под терновым венцом глаза, он, вероятно, предпочел бы балет, подумал Алан. Или «Из зала суда». Миссис Мислабурски предложила Алану чашку кофе, но он отказался.

— Брайан, — сказал он.

— Точно! — воскликнула она.

На ней был все тот же ярко-зеленый фартук, но рыжую метелку волос она этим утром решила привести в порядок: папильотки размером с картонные цилиндрики внутри рулонов туалетной бумаги обрамляли ее голову причудливой короной.

— Вы уверены, миссис Мислабурски?

— Да. Я вспомнила, кто он, сегодня утром, когда встала. Его отец делал алюминиевую обшивку на нашем доме два года назад. Мальчик приходил и помогал ему. Он тогда показался мне очень милым.

— Как по-вашему, что он мог там делать?

— Он сказал, что хотел узнать, не нужно ли им расчищать зимой подъездную дорожку. По-моему, так. Он сказал, что зайдет попозже, когда они не будут ссориться. Бедный мальчишка испугался до смерти, и я его не виню. — Она покачала головой, и папильотки мягко зашуршали. — Мне жаль, что она так умерла... — Джилл Мислабурски понизила голос, — но я рада за Пита. Никто даже представить себе не может, что ему пришлось пережить в браке с этой женщиной. Никто. — Она со значением посмотрела на Христа на стене, а потом снова перевела взгляд на Алана.