Стивен Кинг - Самое необходимое

Сонни Джакетт и Лиланд Гонт — просто парочка ухмыляющихся светских ребят. А над дверью снова звякнул маленький серебряный колокольчик.

6

Генри Бюфорт, владелец и содержатель «Пьяного тигра», жил примерно в четверти мили от своего заведения. Майра Эванс оставила машину на стоянке у «Тигра» — пустой на этом не по сезону жарком солнцепеке — и пошла пешком к дому. Учитывая цель ее похода, это казалось вполне разумной предосторожностью. Волноваться не стоило. «Тигр» никогда не закрывался раньше часу ночи, а Генри редко поднимался до часу дня. Все шторы — и наверху, и внизу — были опущены. Его машина, «тандерберд», в прекрасном состоянии — его краса и гордость, — стояла возле дома.

Майра была в джинсах и одном из голубых рабочих блузонов своего мужа. Подол блузона она не заправила в джинсы, так что он свисал почти до колен, скрывая ее пояс и висящие на нем ножны. Чак Эванс коллекционировал сувениры второй мировой войны (и уже успел сделать свою покупку в новом городском магазине, хотя она об этом не подозревала), а в ножнах торчал японский штык. Майра сняла его час назад со стены в подвальной мастерской Чака. При каждом шаге штык увесисто хлопал ее по правому бедру.

Ей очень хотелось побыстрее покончить с этим, чтобы вернуться к изображению Элвиса. Как она обнаружила, прикосновение к портрету порождало своего рода спектакль. Спектакль не был реальным, но почти во всех смыслах — вообще-то даже во всех — казался ей лучше любой реальности. Действие первое: концерт, где Король вытаскивал ее на сцену и танцевал с ней. Действие второе: зеленая гостиная после шоу. Действие третье: в лимузине. Один из дружков Элвиса по Мемфису вел лимузин, а Король даже не удосужился поднять темное стекло между салоном и водителем, прежде чем, пока они ехали в аэропорт, стал проделывать с ней на заднем сиденье жутко необычные и прекрасные штучки...

Действие пятое: в самолете. В этом акте они находились на борту «Лиз-Мари», реактивного «Конвея» Элвиса... А точнее, в большой двуспальной кровати, стоявшей за переборкой позади кабины. Этим действием Майра наслаждалась вчера и сегодня угром: улетая на высоту в тридцать две тысячи футов в «Лиз-Мари», улетая в постели с Королем; она была не прочь остаться там с ним навсегда, но знала, что не останется. Они готовились к действию шестому: Стране Чудес. Как только они окажутся там, все станет еще лучше.

Но сначала ей предстояло устроить это маленькое дельце.

Этим утром, когда ее муж ушел, она лежала на кровати голая, в одном поясе для чулок (Король очень ясно дал понять, что желает, чтобы Майра оставила пояс) и, крепко сжимая в руках портрет, медленно раскачивалась на кровати и сладко постанывала. А потом вдруг двуспальная кровать исчезла. Исчез шелестящий гул моторов «Лиз-Мари». Исчез сладкий запах одеколона Короля «Английская кожа».

Вместо всех этих чудесных вещей появилось лицо мистера Гонта... только он уже больше не выглядел так, как в магазине. Кожа на его лице блестела, подогреваемая каким-то страшным тайным жаром. Лицо пульсировало и дергалось, словно что-то внутри пыталось выбраться наружу. А когда он улыбнулся, его большие квадратные зубы превратились в двойной ряд клыков.

— Время пришло, Майра, — произнес мистер Гонт.

— Я хочу быть с Элвисом, — заскулила она. — Я сделаю это, но только не сейчас... пожалуйста, не сейчас.

— Нет, сейчас. Ты обещала, и ты выполнишь свое обещание. А если не выполнишь, Майра, то очень пожалеешь.

Она услыхала слабый треск, опустила взгляд и с ужасом увидела, что кривая трещинка пробежала по стеклу портрета как раз над лицом Короля.

— Нет! — закричала она. — Не делайте этого!

— А я этого и не делаю, — смеясь, отвечал мистер Гонт. — Это ты делаешь. Ты сама делаешь это — ведешь себя как маленькая, глупая и ленивая сучка. Здесь Америка, Майра, где только шлюхи занимаются делом в постели. Респектабельным гражданам в Америке приходится вылезать из постели и зарабатывать на вещи, которые им нужны, или они теряют их навсегда. По-моему, ты забыла об этом. Разумеется, я легко могу найти кого-нибудь еще, кто сыграет маленькую шутку с мистером Бюфортом, но тогда твой красивый партнер, Король...

Еще одна трещинка серебряной паутинкой пробежала по стеклу на портрете. И с диким ужасом она заметила, что с притоком воздуха под стекло лицо на портрете стало стареть, покрываться морщинами и словно разлагаться.

— Нет! Я все сделаю! Я сделаю это прямо сейчас! Вы видите, я уже встаю? Только остановите! ОСТАНОВИТЕ!

Майра спрыгнула на пол с такой прытью, словно обнаружила, что делит постель с гнездом скорпионов.

— Когда выполнишь свое обещание, Майра, — сказал мистер Гонт. Теперь его голос раздавался из какой-то глубокой впадины в ее мозгу. — Ты ведь знаешь, что делать, правда?

— Да, я знаю! — Майра в отчаянии поглядела на портрет — старый больной человек с лицом, опухшим от пороков и многолетних излишеств. Рука, сжимавшая микрофон, напоминала коготь стервятника.

— Когда ты выполнишь свое задание и вернешься, портрет будет в полном порядке. Только смотри, чтобы тебя никто не заметил, Майра. Если кто-то заметит тебя, его ты больше никогда не увидишь.

— Не заметит! — залопотала она. — Я клянусь, никто не заметит!

И теперь, приблизившись к дому Генри Бюфорта, она вспомнила о том предостережении. Она огляделась вокруг, желая убедиться, что на дороге никого нет. Шоссе было пустынно. Хрипло каркнула ворона на чьем-то по-октябрьски голом поле, и — больше ни звука. Казалось, день трепещет, как живое существо, а земля лежит, оглушенная под медленным биением его не по сезону жаркого сердца.

Майра пошла по дорожке к дому, на ходу задирая подол голубой блузы и проверяя, на месте ли ножны и штык в них. Пот, щекоча и вызывая зуд, стекал по ее спине и за бюстгальтер. В окружающем безмолвии и неподвижности она на краткий миг обрела какую-то красоту, хотя сама об этом не подозревала и, скажи ей кто это, никогда бы не поверила. Ее расплывшееся лицо с обычно бессмысленным выражением наполнилось — по крайней мере в эти секунды — какой-то глубокой устремленностью и заботой, чего никогда не случалось раньше. У нее довольно четко обрисовались скулы — впервые со времен старших классов школы, когда она решила, что ее цель в жизни — съесть все сладкие пудинги и шоколадные конфеты с ромовыми начинками на свете. Последние четыре дня, или около того, она была так занята все более порочным сексом с Королем, что почти не думала о еде. Ее волосы, обычно свисавшие вдоль лица сальными космами, были собраны на затылке в небольшой конский хвост, открывающий лоб и брови. Вероятно, испуганные неожиданно огромной дозой гормонов и такой резкой нехваткой сахара после многих лет переизбытка, прыщи, покрывавшие все ее лицо сетью маленьких вулканчиков с тех пор, как ей минуло двенадцать, стали исчезать. Еще большая перемена произошла с глазами — огромными, голубыми, почти дикими. Это уже были глаза не Майры Эванс, а какого-то зверя из джунглей, в любой момент готового броситься и разорвать.