Стивен Кинг - Самое необходимое

Гонт уставился на Алана с раздражением и плохо скрытой злостью.

— Сумка и ее содержимое принадлежат мне\ Вы что, не признаете свободу торговли, шериф Пэнгборн? Вы что, коммунист? Я торговался за каждую из вещичек в этом саквояже! Я добыл их честно и благородно. Если вы хотите награды, возмещения, комиссионных, плату за находку — назовите это как хотите, — тогда я могу понять и с удовольствием готов заплатить. Но вы должны ясно сознавать, что это вопрос бизнеса , а не...

— Вы обманывали! — закричала Полли. — Вгя обманывали, лгали и теперь сами попались!

Гонт кинул на нее утомленно-болезненный взгляд и снова посмотрел на Алана.

— Ничего подобного, вы же знаете. Я поступал так, как делаю всегда. Я показываю людям то, что мне надо продать, и... предоставляю им решать самим. Поэтому... будьте любезны...

— Думаю, я оставлю это у себя, — небрежно сказал Алан. Легкая улыбка, тонкая и острая, как кусочек ноябрьского льда, тронула его губы. — Назовем это вещественным доказательством, идет?

— Боюсь, вам не удастся это сделать, шериф. — Гонт сошел с тротуара на мостовую. Маленькие красные точки зажглись в его глазах. — Вы можете умереть, но вы не можете присвоить себе мою собственность. Вам не удастся это сделать, если я того не желаю. А я не желаю. — И он стал приближаться к Алану, а красные точки в его глазах загорелись ярче. Подходя, он оставил след своего ботинка в кроваво-красном ошметке мозгов Эйса.

Алан почувствовал, как его живот попытался убраться сам в себя, но не двинулся с места. Вместо этого по подсказке какого-то инстинкта, который он даже не попытался понять, он сложил ладони вместе и поднес их к левой фаре фургона. Он скрестил ладони, изобразил птицу и начал быстро двигать запястьями вверх и вниз.

«Воробьи снова летают, мистер Гонт», — подумал он.

Огромная птица-тень, больше похожая на ястреба, чем на воробья, и неправдоподобно натуральная для нематериальной тени, неожиданно замахала крыльями на фасаде «Самого необходимого». Гонт уголком глаза увидел ее, ринулся к ней, перевел дыхание и отступил.

— Убирайся из города, дружище, — сказал Алан. Он переменил положение рук, и теперь огромная собака-тень — может быть, сенбернара — побежала по фасаду «Шейте сами» в кружке света, отбрасываемого фарами фургона. И где-то неподалеку — может, случайно, а может, нет — залаяла собака. Крупная, судя по голосу.

Гонт обернулся в направлении лая. Теперь он как-то слишком торопился и был явно выведен из равновесия.

— Тебе везет, что я отпускаю тебя просто так, — продолжал Алан. — Но если уж на то пошло, в чем прикажешь тебя обвинять? Кража душ, может, и есть в том кодексе, с которым имеют дело Бригем и Роуз, но я не думаю, что сумею отыскать ее в своем. И все же мой тебе совет — убирайся, пока можешь.

— Отдай мне мою сумку!

Алан округлил глаза и, несмотря на то, что сердце отчаянно колотилось у него в груди, постарался придать своему лицу выражение недоверчивого удивления.

— Ты что, еще не понял? Не врубился до конца? Ты проиграл . Или ты уже забыл, как это бывает?

Долгую секунду Гонт стоял, глядя на Алана, а потом кивнул.

— Я знал, что поступаю правильно, избегая встречи с тобой, — сказал он. Казалось, он говорит сам с собой. — Я хорошо это знал. Ладно, ты победил. — Он начал отворачиваться, и Алан слегка расслабился. — Я уйду...

Он повернулся обратно со скоростью змеи — со скоростью, по сравнению с которой Алан казался медлительным увальнем. Его лицо снова изменилось, человеческие черты полностью исчезли. Теперь это было лицо демона с длинными, глубокими шрамами на щеках и выкаченными глазами, полыхавшими оранжевым огнем.

— НО С ТЕМ, ЧТО ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ! — взревел он и ринулся к сумке.

Где-то — то ли рядом, то ли за тысячу миль отсюда — Полли крикнула: «Смотри в оба, Алан!» — но времени смотреть уже не было; пахнуло смесью серы и паленой кожи, и демон уже навис над ним. Время было либо действовать, либо умирать.

Алан протянул правую руку к внутренней стороне левого запястья, ухватившись за крошечный эластичный сверточек, торчащий из-под браслета его часов. Какая-то часть его разума вскричала, что это никогда не сработает, даже еще одно чудесное превращение игрушки в реальность не спасет его на этот раз, потому что «Цветок с сюрпризом» уже выдохся и не развернется...

Его ноготь скользнул в сверточек.

Оттуда выскочил крошечный бумажный пакетик.

Алан выбросил руку вперед, в последний раз высвобождая усталую пружинку.

— АБРАКАДАБРА, ТЫ, ЛЖИВЫЙ УБЛЮДОК! — воскликнул он, и то, что неожиданно развернулось у него в руке, оказалось не бумажным букетом, а ослепительно ярким цветком света, залившим Мейн-стрит волшебными сияющими разноцветными лучами. И все же он понимал, что все лучи, бьющие из его кулака невероятным фонтаном, светились одним цветом, точь-в-точь как и все цвета радуги. Он почувствовал, как струя силы устремилась вверх по его руке, и на мгновение его охватил буйный экстаз:

— Белое! Пришествие Белого!

Гонт взвыл от боли, ярости и страха... Но не отступил. Возможно, Алан был прав: столько лет прошло с тех пор, как он терпел поражение, что он просто забыл, как это делается. Он попытался нырнуть под букет струящегося света в руке Алана, и на одно мгновение его пальцы даже коснулись ручек саквояжа, стоявшего у Алана между ног.

Неожиданно возникла нога в шлепанце — нога Полли. Она наступила на руку Гонта и крикнула:

— Оставь это в покое!

Он задрал голову, оскалившись... И Алан врезал пригоршней лучей прямо ему по лицу. Мистер Гонт издал долгий, протяжный вой боли и страха и отполз назад; голубые огоньки полыхали в его волосах. Длинные белые пальцы сделали еще одну, последнюю попытку ухватиться за ручки саквояжа, и на этот раз Алан наступил на них.

— Я в последний раз говорю тебе, убирайся, — сказал он голосом, который сам не узнал. Это был не его голос — слишком сильный, слишком уверенный, слишком полный мощи. Он понял, что, наверно, не может прикончить ту мразь, которая ползала перед ним, одной съежившейся от страха рукой пытаясь заслониться от сверкающего пучка света, но может заставить ее убраться. Сегодня эта сила принадлежала ему, если... он осмелится воспользоваться ею. Если он осмелится устоять. — И я в последний раз говорю тебе, что ты уйдешь без этого.

— Они умрут без меня! — простонало существо-Гонт. Теперь его руки свисали между ног; длинные когти царапали осколки кирпича и стекла, валявшиеся на мостовой. — Они все умрут без меня, как растения без воды в пустыне. Ты этого хочешь? Этого?

Полли встала рядом с Аланом, бок о бок.

— Да, — холодно произнесла она. — Лучше пусть они умрут здесь и сейчас, чем пойдут с тобой и будут жить. Они... Мы натворили тут поганых дел, но такая плата слишком высока.