Стивен Кинг - Самое необходимое

— Вы не должны его снимать нигде, даже когда принимаете душ, — сказал мистер Гонт. — Да в этом и нет нужды. Шарик серебряный и ржаветь не будет.

— А что, если я сниму его?

Он как-то смущенно кашлянул в ладонь.

— Видите ли, целебный эффект амулета обладает кумулятивным свойством. Тому, кто его носит, становится чуть лучше сегодня, еще чуть лучше завтра, и так далее. Так, во всяком случае, мне говорили.

«Интересно, кто говорил?» — подумала она.

— Если же амулет все же снять, то владелец возвращается в свое болезненное состояние не постепенно, а сразу, и тогда проходят дни, а то и недели после того, как азка надет вновь, прежде чем достигнутое улучшение восстановится.

Полли слабо рассмеялась. Она просто не могла удержаться и облегченно вздохнула, когда Лиланд Гонт засмеялся вместе с ней.

— Я понимаю, как это звучит, — сказал он, — но я лишь хочу помочь, если сумею. Вы мне верите?

— Верю, — кивнула она, — и спасибо вам огромное.

Но когда он провожал ее к выходу, она задумалась кое о

чем еще. Например, об этом состоянии, близком к трансу, которое охватило ее, когда он надевал ей через голову цепочку. И об устойчивой неприязни к малейшей вероятности того, что он может дотронуться до нее. Как-то эти ощущения не очень вязались с волнами дружелюбия, благодарности и сочувствия, исходящими от него чуть ли не видимыми глазу лучами.

Может, он как-то гипнотизировал ее? Глупая мысль, конечно, но... Она постаралась точно вспомнить, как она себя чувствовала, когда они обсуждали этот амулет, но не смогла. Если он и делал что-то подобное, то это, без сомнения, произошло случайно и не без ее помощи. Но скорее всего она вошла в тот полутранс, который иногда вызывает слишком большая доза перкодана. Это было на первом месте среди всего, чего она терпеть не могла в этих таблетках... Впрочем, нет — на втором. Чего она и впрямь не выносила в них, это того, что они уже не всегда оказывали то действие, которое от них требовалось.

— Я бы отвез вас домой, если бы водил машину, — сказал мистер Гонт, — но, увы, мне так и не довелось научиться.

— Со мной все совершенно нормально, — сказала Полли, — и я очень благодарна вам за вашу доброту.

— Благодарить будете, когда это подействует, — возразил он. — Удачного вам дня, Полли.

Раздался вой сирен. Он доносился из восточной части города, со стороны Элм-, Уиллоу-, Понд- и Форд-стрит. Полли повернула голову в направлении звука. Что-то в этом вое, особенно в такой тихий и спокойный полдень, вызывало тревожные мысли — если не образы, — о надвигающейся роковой судьбе. Вой стал таять, постепенно стихая в ясном осеннем воздухе.

Она обернулась, чтобы поделиться впечатлениями с мистером Гонтом, но дверь магазина оказалась уже закрытой. Табличка со словом «ЗАКРЫТО» висела между опущенной шторкой и стеклом, покачиваясь на веревочке. Пока она стояла спиной, он вошел внутрь — так тихо, что она не слышала ни звука.

Полли медленно зашагала к дому. Прежде чем она дошла до конца Мейн-стрит, мимо нее пронеслась еще одна патрульная машина — на сей раз патрульный автомобиль полиции штата.

19

— Дэнфорт?

Миртл Китон вошла через парадную дверь в комнату. Форму для пудинга она держала под мышкой левой руки, пока вытаскивала ключ, который Дэнфорт оставил в двери.

— Дэнфорт, я пришла!

Ответа не последовало, телевизор — выключен. Это было довольно странно — ведь он так торопился домой, чтобы успеть к началу матча. Она на секунду задумалась, не поехал ли он смотреть матч к соседям — например, к Гарсонам, — но дверь гаража была опущена, и это означало, что он убрал туда машину. А Дэнфорт никогда не ходит пешком, если можно подъехать. И уж во всяком случае, не станет взбираться пешком вверх по Вью — там крутой подъем.

— Дэнфорт? Ты дома?

Никакого ответа. Один стул в столовой перевернут. Нахмурившись, она поставила форму на стол и подняла стул.

Первый всплеск беспокойства — легкий как паутинка — шевельнулся у нее в мозгу. Она подошла к двери в кабинет — та была закрыта. Она прижала ухо к деревянной панели и прислушалась. Ей показалось, что до нее донесся тихий скрип его кресла возле письменного стола.

— Дэнфорт? Ты здесь?

Молчание... Но ей почудилось, она услыхала тихое покашливание. Ее охватил ужас. В последнее время Дэнфорт испытывал огромные нагрузки — он был единственным из городских выборных, кто работал как следует, — и весил куда больше, чем следовало. Что, если у него сердечный приступ? Что, если он лежит там на полу? Что, если тот звук, который донесся до нее, вовсе не кашель, а... задыхающийся хрип Дэнфорта?

Чудесные утренние и дневные часы, которые они провели вместе, придавали этой мысли кошмарную достоверность: сперва сладчайший взлет, а потом жуткое падение. Она потянулась к дверной ручке и... вместо того, чтобы повернуть ручку, отвела руку и нервно прижала ее к горлу. Несколько неудачных попыток раз и навсегда научили ее никогда не входить к Дэнфорту в кабинет без стука и... никогда не соваться в его святая святых без приглашения.

Да, но если у него плохо с сердцем, или... или... подумала она и вспомнила перевернутый стул. Новая волна ужаса накатила на нее.

Допустим, он вернулся домой и наткнулся здесь на грабителя. Что, если грабитель ударом по голове лишил Дэнфорта сознания, а потом уволок его в кабинет?

Чуть дрожащей рукой она быстро несколько раз постучала в дверь.

— Дэнфорт? С тобой все в порядке?

Никакого ответа. Ни звука во всем доме, кроме медленного тиканья дедушкиных часов в комнате и... да, теперь она была уверена — скрипа кресла в кабинете Дэнфорта.

Ее рука снова потянулась к дверной ручке.

— Дэнфорт, ты...

Кончики ее пальцев уже дотронулись до ручки, когда раздался его рык, заставивший ее с тоненьким испуганным вскриком отпрянуть от двери:

— Оставь меня в покое! Можешь ты наконец оставить меня в покое, ты, старая сука?!

Она застонала. Сердце ее судорожно забилось у самого горла. В голосе его прозвучало не просто раздраженное удивление, а настоящая ярость и неприкрытая ненависть. После такого спокойного и приятного утра он не смог бы задеть ее сильнее, даже если бы исполосовал ей щеки пригоршней бритвенных лезвий.

— Дэнфорт... Я подумала, что тебе плохо, — пробормотала она так тихо, что едва услыхала свой собственный голос.

— Оставь меня в покое! — Теперь, судя по звуку, он стоял у самой двери.

«О Господи, у него такой голос, словно он сошел с ума, — подумала она. — Как же так могло случиться? Что произошло с тех пор, как он высадил меня у дома Аманды?»

Но на эти вопросы у нее не было ответа. Была лишь боль. И она тихонько уползла наверх, достала из шкафа в комнате для шитья свою красивую новую куклу и пошла с ней в спальню. Там она скинула туфли и улеглась на свою половину супружеской кровати, крепко обняв куклу и прижав ее к себе.