Лин Яровой - Зазеркалье

— Андрей, послушай….

— Заткнись! Лучше, блядь, заткнись и помалкивай дальше!

Невидимая преграда, которая сдерживала гнев, рухнула. Дыхание перехватило. В голове зазвенело, как часом раньше на площади во время драки, и жар в груди стал невыносимым. Он рвался наружу, искал выход, и мне хотелось разбить всё к чертям, сравнять с землёй этот проклятый дом до основания. Я ходил кругами по гостиной, и стоило взгляду за что-нибудь зацепиться, как фантазия тут же рисовала омерзительные сцены. Вот кухонный стол, на котором мы с Лидой вчера занимались любовью. Я вспомнил, как жена стонала. Как впивалась мне в спину ногтями, как закидывала на плечи ноги, и тут же представил, как всё это она делала и с Максом. Как он держал её за волосы, наматывая их на кулак. Как прижимался к жене своим потным телом. Как в финале Лида опускалась перед ним на колени, а он смотрел сверху и…

Стол с грохотом перевернулся. Лида вскрикнула.

— Закрой, сука, рот! — выругался уже не я, а кто-то другой.

Всё к чертям. Всё… За всю жизнь я ни разу не позволял себе подобного, а теперь было всё равно. Теперь плевать. Жар застилал глаза, и мне было страшно от мысли, что я могу пойти ещё дальше. Совершить непоправимое.

Страшнее было только то, что в глубине души — в самом животном грязном уголке сознания — шевелилась радость. Звериное чувство свободы. Будто оборвались все ржавые цепи, и вспыхнули пламенем все обещания и договоренности. Всё в пекло. Всё без разбора.

— Ну что, родная? — сказал я не своим голосом. — Закончилась сказка, да? Пожили счастливо и хватит?

— Не говори так, пожалуйста.

— Почему? Хочешь, чтобы я молчал? Так же, как вы с этим пидором молчали тринадцать лет?

— Андрей.

— Ты, вроде, не хотела, чтобы я ему звонил, да? А почему? Почему бы нам не позвонить ему прямо сейчас?

— Остановись.

Не обращая внимания на срывающийся голос жены, я достал из кармана телефон и дрожащими пальцами набрал номер Макса. Пошли длинные гудки.

Лида отвернулась.

Макс не снял трубку. Гудки сменились голосом оператора, предложившим оставить голосовое сообщение. Пропищал сигнал. Я сбросил вызов и набрал снова.

— Вот ведь падаль. Чувствует.

После очередного сообщения оператора я не выдержал. Швырнул телефон, разбив о стену. Затем посмотрел на шкатулку, которая стояла на журнальном столике и вспомнил о фотографиях. Достал их из кармана куртки. Издевательски усмехнувшись, спросил:

— Нет ничего, кроме любви, да, родная? Охуенная у нас была любовь.

— Ничего не изменилось. Ничего.

— Ты думаешь? А у меня другое мнение.

Я достал зажигалку. Лида, заметив это, резко вдохнула.

— Нет, — замотала она головой. — Не надо, пожалуйста. Не делай. Не опускайся.

— Не опускаться? Это ты мне будешь говорить? После того, как трахалась с моим другом и молчала об этом двенадцать лет? Ты, блядь, будешь говорить, чтобы я не опускался?

— Да. Буду.

Раздавленная, дрожащая Лида всё ещё находила силы, чтобы отвечать мне. Она прижимала к животу подушку, сидела, сгорбившись, на краю дивана, тряслась всем телом, но говорила, не пряча глаз:

— Я врала, чтобы не причинять боли. А ты хочешь поступить наоборот.

— Как благородно. А в рот ты у него тоже брала, чтобы не причинять мне боли?

Лида поморщилась и отвернулась. Мне и самому стало мерзко от брошенной фразы, но ещё омерзительнее стало через секунду, когда я понял, что жена не будет отрицать сказанного.

— Охуенно… Просто охуенно… — произнёс я хрипло. — Мы ведь даже не в разводе были. Два месяца прошло со смерти Алисы, и ты решила раздвинуть ноги перед другим мужиком. И не просто раздвинуть…

— Заткнись, Андрей. Ты сейчас мерзок. И ты сам спал с моей одногруппницей.

— Да, спал. И рассказал об этом прежде, чем мы сошлись. Что мешало поступить так же?

Лида с издёвкой развела в руки в стороны.

— Даже не знаю… Может, твоё лицемерие?

— Что?

— Лицемерие, Андрей. Ты никогда бы не принял меня обратно, если бы знал. Никогда бы не женился. Хотя тем летом сам трахал всё, что движется, едва устроившись в прокуратуру. Разве нет? Думаешь, я не знаю? Знаю, Андрей… Всё знаю. Двенадцать лет я каждый день видела твои мысли как на ладони. Видела, как, засыпая со мной в постели, ты фантазировал, как бы трахнул ту девочку из суда. Блондинку, помнишь? Два месяца она тебе покоя не давала. Однажды ты даже представлял её, занимаясь со мной сексом. Как думаешь, приятно мне было? Или эта Леночка. Свидетельница на нашей свадьбе. Думаешь я не знаю, что ты засматривался на неё всякий раз, приезжая в Рощу? Гулял с Алисой под руку, а сам вспоминал, как вы на пару с Максом имели эту Леночку по очереди за клубом, когда были студентами. Только знаешь что, Андрей? Мне всегда было плевать на это… Потому что я знала: это просто мысли. И нужно отдать должное, ты ни разу не превратил их в поступок. Поэтому плевать мне и на Леночку, и на Вику, ведь в тот момент, когда ты их трахал, мы были не вместе. И не думали, что будем вместе. Но у тебя всё не так, Андрей. Нет. Ты — лицемер. И если бы ты узнал про Максима раньше, то растоптал бы весь свет, всю любовь, ради своей чертовой гордости, как делаешь это сейчас. Нет, кот… Что бы ты себе ни выдумывал, ты абсолютно такой же, как и твой отец.

В груди качнулся камень.

— Закрой рот.

— И не подумаю. И не нужно так морщить брови. Ты всегда знал, почему ушла твоя мать, поэтому и не простил отца. Поэтому так легко отрекся от него, стоя с игрушкой на площади. Да, Андрей… Тебе не привыкать отрекаться.

Лида бросила подушку. Встав с дивана, подошла к кухонной тумбе и открыла дверцу. Достала припрятанную пачку сигарет. Дрожащими пальцами стянула пленку, затем чиркнула спичкой, закурила и кинула коробок мне под ноги.

— Хочешь сжечь фотографии? Давай. Жги. Твоё право. Если тебе так проще, жги. Если считаешь, что двенадцать лет брака и жизнь Алисы не стоили моего обмана, то, пожалуйста, вперёд. Только не притворяйся, ладно? Я ведь и сейчас вижу твои мысли. Тебе нужен был повод, ты его получил. Можешь теперь оправдывать себя. Я же знаю, что в последнюю ночь перед моей смертью ты решил меня бросить. Сбежать в лес, как только я усну. Молодостью тряхнуть захотелось? Вспомнить ментовское прошлое? Понимаю. Тем более и повод такой благородный — спасти жену от смерти. Только себе-то хотя бы не ври, ладно? Ты не ради меня это делаешь.

Лида поморщилась и выбросила сигарету в камин. Затем переступила через перевернутый стол, подошла к раковине и, открыв кран, набрала стакан воды. Я молча смотрел, как она пьёт. Как умывает лицо, вытирая потекшую тушь с уголков раскрасневшихся глаз.

Подошёл ближе. Дотронулся, чтобы развернуть к себе, но Лида дернула плечом.

— Нет. Не прикасайся ко мне.