Лин Яровой - Зазеркалье

— Да ладно?

— Ага, представляешь… Разбил я тому молодчику ебальце знатно. Нос в затылок упирался. Ну и Настюхе едва не досталось. В последний момент сдержался — опустил руку.

Я поморщился.

— Не мои методы.

— Хорош нудить, Лотов. Моралист выискался. А то я не знаю, как ты Сивого колол.

— Ситуации не путай. Одно дело — жулик. Другое — жена. Я на Лиду в жизни руку не поднимал.

— Молодец, что не поднимал, — сказал участковый без всякого сарказма в голосе. — Но ведь и я не об этом. Я к тому, что всякая хуйня в жизни случается. Мы с тобой тоже не святые. Оно, конечно, решишь, что надо разводиться — разводись, кто спорит. Детей у вас, слава богу, нет… Кхм… Прости…

— Ничего, продолжай, — махнул я рукой, притворившись, будто мне и не больно вовсе.

— Ну вот… о чём это я… а, да! Мы, говорю, Лотов, тоже грязи понаделали в своё время, согласись? Но ничего, как-то же себя простили. Нашли отмазки голимые. Сколько я за жизнь баб перешевелил — если б Настюха про половину знала, хуй бы мне в мясорубку запустила. А тут раз! И обраточка прилетела. Я, конечно, долго ходил злой. Аж жопа к брюкам прикипала. А потом подумал: ну а чё ты, Муров, хотел? Как ты — так и к тебе. Чего на отражение пенять? Бабы — они ж зеркало. Будешь любить, будут тебя любить. Будешь врать, как чинуша, будут тебе врать. Будешь налево бегать, так готовь пилу сразу, чтобы рогами лампочки не сбивать. Всё бумерангом. Зеркалочкой назад летит.

— И ты туда же.

— Чего?

— Ничего. Продолжай.

— А чего продолжать? Ты не дурак, чтоб тебе разжевывать. Тут, Лотов, дело простое. Дело выбора. Хочешь чистеньким остаться — сам в грязь не лезь. Ну а если уже случилось, ты, бляха-муха, в первую очередь с себя спроси. Какого хера так произошло? Вот тогда всё и поймёшь. Уходить тебе или оставаться. Потому что дело не в Лиде, и не в Насте, а в нас с тобой. Женщина, как луна, понимаешь?

— Что?

— Ну луна. Шарик такой, ночью на небе висит. Вон, за окно выгляни.

— Юр, я знаю, что такое луна. Я метафору не уловил.

— Так ты ещё выпей и уловишь, — засмеялся Муров. — Астрономию в школе не учил? Луна — это что такое? Спутник, правильно?

— Правильно.

— А ещё это зеркало. Луна же сама не светит, только отражает. И если ты, солнышко ясное, сиять не будешь, то и хуй тебе на воротник, а не лунный свет. А без этого света мы с тобой быстро засохнем. Нам без этого света никак нельзя. Мы такие люди, что от темноты задыхаемся и как мотыльки на огоньки летим. Только забываем, что эти огоньки сами зажигаем.

Сжимая бутылку, я ошарашенно глядел на участкового, застыв на пассажирском сидении.

— Муров… Ты почему молчал, что поэт?

Юра раскатисто засмеялся. Перехватив у меня водку, он отхлебнул немного.

— Посочиняй отказные двадцать лет — не такому научишься.

— Юриспруденция как вид поэзии. Забавно… — усмехнулся я. — Давай. За магию слова.

Выдохнув, я выпил и почувствовал, как спиртное падает в желудок, разжигая тепло. После анисовой пить обычную водку было тяжело, но при всём желании я не мог придумать более подходящего напитка для сегодняшней ночи. Проселочная дорога. Уазик. Компания доброго участкового… Всё, как в старые времена. Пронеслись перед глазами все выезды и происшествия. Все глухие леса. Задорный мат-перемат оперов. Пьяный следачий кураж.

«А может, вернуться? — подумал я. — Что бы ни случилось завтра, может, ну к черту эту спокойную жизнь? Всё равно ведь будешь искать всю жизнь этот азарт. Даже теперь… посмотри на себя: едешь с участковым на поиски трупа в то время, как дома умирает жена. Чёрт… А она ведь права. Опять права. Ты вовсе не для неё здесь, себя-то хоть не обманывай. Ты наркоман, Андрей. Никогда в тебе эта тяга не заживёт. Так и будешь всю жизнь за смертью по пятам бегать. Заходить в дома, в которых наследила костлявая. Вы теперь родные со смертью, и ничем эту кровную связь не перерубишь…»

— Это ещё что за… — нарушил молчание участковый.

Он остановил машину. Наклонился к запотевшему лобовому стеклу и протер его тряпочкой. Щурясь, Муров присмотрелся к дороге, которую перегородило бревно. Идеально ровное, без веток — оно тянулось поперек колеи из темноты в темноту. Переливалось чешуйками смолянистой коры там, докуда дотягивался свет автомобильных фар.

— Странно, — произнёс я. — Вокруг березняк, а это на кедр похоже. Может, лесовозы…

Договорить я не успел, потому что бревно вдруг изогнулось и пришло в движение. Огромное, толщиной с вековую лиственницу — оно заскользило по жухлой траве и поползло в рощу.

«Змея! Это змея!» — захотел я крикнуть, но голос внезапно исчез. В ушах зазвенело. Вновь заглушил звуки этот знакомый писк, напоминающий шум телевизионных помех. Даже клёкот автомобильного двигателя растворился на его фоне. Чем дольше я смотрел на змея, ползущего через дорогу, тем сильнее кружилась голова и тяжелее становилось в груди, будто сердце наливалось чернотой и тянуло вниз, вдавливая тело в сидение.

Из темноты показался конец хвоста — с желтыми сегментированным кольцам. Мясистыми и гремящими, словно внутри них пересыпалась стеклянная крошка. «Вот откуда этот звук, — понял я. — Змей гремит».

Хвост, напоминающий гигантского опарыша, скользнул за берёзы и скрылся во мраке. И тут же мгновенно исчез и звон. Мир наполнился звуками: холостым рокотом уазика, ветром, тяжелым сопением участкового.

— Это не кедр, — сказал Муров. — Это тень.

— Что?

— Тень падает. Луна. Видишь, как ярко светит.

Я моргнул и понял, что от одной из берез и правда тянется тень, пересекая дорогу. Не было ни бревна, ни змеи. Только игра света и отражений.

— Чёрт. Померещилось.

— Что померещилось? — спросил Муров.

— Царь лесной.

— Чего?

— Неважно. Забудь.

Пару секунд мы молчали, вглядываясь в темноту леса. Участковый, видимо, уловил тревогу в моём голосе. Нахмурив брови, он смотрел то на дорогу, то в зеркало заднего вида.

— Херовое предчувствие, — наконец признался Муров. — Как на площади сегодня.

— Трогай, Юр. Нужно спешить на Мраморную.

Участковый кивнул. Толкнул рычаг и надавил на педаль газа. Уазик покатился дальше, переехав тень на дороге. Как только это случилось, я заметил, как воздух стал плотным и вязким, будто автомобиль растянул невидимую плёнку. Это продолжалось считанные мгновения, а затем реальность дрогнула, порвалась, и мираж исчез.

«Вот и всё. Въехали в зазеркалье» — мелькнула мысль, и её тут же подтвердили слова участкового:

— Странно… Секунду назад был пьяный, а сейчас ни в одном глазу. И в ушах звенит.

— Далеко до реки?

— Минуты две, — ответил Муров. — Мы уже вдоль берега едем. Подобраться нужно, где берез нет.

Я покрутил ручку на двери, опустив стекло. Принюхался к ночному воздуху.