Лин Яровой - Зазеркалье

— Рекой пахнет.

— Рядом она. Помню это место. Сейчас за поворотом выйдем к заводи, сам увидишь.

«Ты прав, Юра. Рядом она…» — подумал я и оглянулся на заднее сидение, где лежало обернутое в тряпки зеркало.

Пришлось закрыть окно, потому что через пару метров лес обступил нас вплотную. Ветки деревьев царапали стёкла, били по железу лодки, которая громыхала на крыше. Дорога раскачивала уазик на ухабах.

— Приехали, — сказал Муров, глуша мотор. — Разгружаемся.

Двигатель смолк, фары погасли, и в опустившейся тишине роща показалась мне живой. Шумели листвой березы. Мерещилось, будто из темноты наблюдают призраки, ведьмы и черти, прислуживающие лесному царю, которого я видел минутой раньше. Мне было страшно открывать дверь, вылезать из машины, и судя по тому, что участковый не торопился выходить, в голове у него блуждали такие же мысли.

— Боишься? — спросил я.

— Есть чутка. Поджимает.

— У меня тоже. Идём.

Я дернул за ручку и, открыв дверь, спрыгнул на сырую траву. Муров вылез следом, прихватив бутылку и пакет с едой. Хлопнули железные двери. Мы осторожно вытащили из салона зеркало, оттащили его подальше, и начали снимать с крыши лодку.

— Осторожнее, придержи со своей стороны, — сказал Муров, развязывая веревку. — Смотри, чтоб не соскользнула.

Лодка была не слишком тяжелой. Спустить её на землю не составило труда. Гораздо проблематичнее оказалось уложить в неё зеркало. Просто положить на днище его не получалось, не позволяла ширина. А ставить набок было слишком рискованно — зеркало перевешивало и норовило выскользнуть за борт. В итоге, изматерившись и выкурив несколько сигарет, мы решили положить его поверх бортов. Накрыли им всю заднюю часть лодки и для надежности привязали веревкой, обмотав в несколько раз.

— Тесновато будет грести. Но до Мраморной по течению, а обратно можно и не тащить. На берегу оставим. Пусть леший ходит на себя любуется.

— У тебя мешок есть?

— Зачем мешок? — не понял участковый.

— Кости стариковские мы в чем понесём? В руках? Чёрт, ещё же думал захватить. На веранде валялся какой-то из-под картошки.

Участковый покачал головой. Затем махнул рукой и сказал:

— Похер, на месте разберемся. Потащили!

Он ухватил лодку за нос и поволочил её в сторону зарослей тростника. Докурив сигарету, я догнал Мурова. Помог протащить наше суденышко через высокую траву, которая шуршала, приминаемая железным днищем, и сохраняла за нами след, напоминающий тёмный змеиный изгиб.

В темноте я не сразу заметил воду. Лишь в последний момент остановился, когда услышал, как Муров, хлюпнув сапогом, заступил в реку и громко выругался.

— Твою мать. Ни хера не видно.

— Фонарика нет? — спросил я.

— Не-а. А у тебя?

— Я из дома наспех вышел. Только сигареты и взял.

— Вот и я забыл.

— Ладно. Поплывем в темноте. Меньше внимания привлечем.

— Да кого тут привлекать. На три километра вокруг ни одной живой души.

— Так мы и не живую ищем.

Муров чертыхнулся, затем перекрестился и аккуратно толкнул лодку вперёд, спустив её на воду. Повернул бортом к берегу и, придерживая, кивнул мне.

— Запрыгивай. Смотри, ножки не намочи.

— Главное, зеркало не разбей.

Я осторожно перешагнул через борт, и отодвинулся к дальнему краю, оставив место участковому, который запрыгнул следом. Лодка ощутимо просела под его весом и ушла наполовину в воду, чуть раскачиваясь из сторону в сторону. Муров взял весло и оттолкнулся от берега.

— Ну, с Богом.

Вторым веслом орудовал я. Правил по левому борту. Впрочем, особо стараться не приходилось. Выйдя из заводи, мы подгребли к середине реки и потом лишь изредка брались за весла, чтобы подкорректировать курс. Лодку несло течение.

— Давай ещё по маленькой, — предложил Юра, доставая бутылку.

— Почему нет? Ночь длинная.

Мы развернули пакет с закуской на деревянном сидении. Сделали по глотку. Заели черным хлебом, салом и луком.

— Давненько не выходил на реку, — сказал участковый, цыкнув языком. — Красиво здесь. Как на картине.

Я прикурил сигарету и оглядел крутые берега, вдоль которых нас несла вода. На обрывах качались березы, с ветвей сыпались листья — тёмными пятнами, исчезающими в дымке, стелившейся над рекой. Над лесными кронами светила луна посреди чистого, усыпанного звёздами неба. В местах, где берег становился пологим шуршали заросли тальника, из которых время от времени доносились всплески. То ли от рыб, то ли русалок, что следили за нами из мрака.

Муров на секунду отвернулся, и пока он не видел, я перекрестился трижды. Затем спросил:

— Ты в Бога веришь?

Участковый глянул на меня удивленно. Почесал щетину.

— Верю. А что?

— А в дьявола?

— Что за вопросы, Лотов? И без того жутко.

— Как думаешь, может такое быть, что дьявол не так уж и плох, как о нём говорят обычно?

— Булгакова перечитал?

— Да нет, почему… Просто в последнее время, всё больше задумываюсь о том, есть ли между ними отличия — между Богом и дьяволом. Если всё в этом мире — отражения, то какая разница кому служить?

Участковый хмыкнул. Отпил из бутылки и, поморщившись, занюхал рукавом.

— Завязывай ты это, Андрюх.

— Почему?

— Не знаю. Просто чувствую, что в голове у тебя нехорошие мысли. Оно, конечно, понятно… Но лучше об этом не думать.

Я опустил руку за борт. Вода потекла между пальцев — холодная, мягкая. Будто живая.

Решив больше не скрытничать, я сказал:

— Колебин душу продал. Тот его друг в черных одеждах, которого ты видел, — это дьявол был.

Муров поперхнулся хлебом, закашлялся. Затем глянул на меня и громко спросил:

— Чего?

— Сказки Валерины помнишь? Про лесного царя, который под землей живёт? Про хозяина тайги?

— Помню.

— Ну вот, никакие это не сказки. Правда это, Юр. Я сам видел сегодня на площади. Древо, которое каждый год в Роще вкапывают, — это идол ему. Перевернутый крест. А лесной царь — это змей, которого Лёпа называет «ящерицей». И он действительно есть. Тот, которому Валера душу продал.

Муров оглянулся по сторонам, будто ожидал, что на берегу мелькнет старик. Затем тряхнул плечами и, вновь уставившись на меня, переспросил:

— Дьявол?

— Да. Дьявол.

— Ты откуда всё это взял? Лида сказала?

— И она тоже. Но главное, я сам увидел. Сегодня днём. На празднике. И полчаса назад в машине, когда мы ехали.

— Что увидел?

— Змея лесного. Он где-то тут, неподалеку.

Муров приподнялся, но тут же понял, что никуда ему с лодки не деться. Выматерившись, он прикоснулся к кобуре, расстегнул её, затем застегнул обратно.

— Не суетись, Юр.

— Бляха-муха. Ну тебя на хер. Лучше пей и не говори лишнего.

— Просто хотел, чтобы ты был в курсе, на что подписался.

— Ага, спасибо. Теперь мне спокойнее.