Лин Яровой - Зазеркалье

— Знаю. Непростительно. Мне и самому было тошно от того, что я делал. Но начав, я уже твердо решил, что не отступлю. Решил: пусть меня потом самого посадят, но я вытащу из него признание. Расколю.

— А если б ошибся? Если бы это был не он?

Усмехнувшись, я покачал головой.

— В том-то и дело, Юра. Я знал, что это он. Знал точно, понимаешь? Не сознанием, а чем-то глубже. Смотрел ему в глаза и видел в них отражение белого позвонка, которое застыло у этой твари в зрачках. Я знал: продавщицу зарезал Сивый. И через минут пять, он запел.

Сделав ещё одну затяжку, я прикрыл глаза. Голова кружилась от табачного дыма. Перед глазами мелькали воспоминания — прокуренный кабинет, задернутые шторы, закованный в наручники Сивый. Игла, с острия которой падает на пол бурая капля…

— Он начал говорить какую-то бессвязную ерунду. Про то, что он много пил, и ночами ему стал являться черт. Мучал его воспоминаниями о войне. Стоял у кровати, склонившись, и шептал голосами сослуживцев. Мол, им плохо. Что им жарко и сухо в земле. Что им режут головы. И единственный способ облегчить страдания — это выпустить немного крови. Напоить землю. Омолодить Рощу. Помянуть беспокойные души.

— На невменяемости хотел съехать?

— Была такая мысль, но я не придал ей значения. Мелет и мелет, думал, плевать. Главное, что начал рассказывать, как убивал. Всё в подробностях. И по телеснякам сходилось, и подсобку магазина описал в деталях, и то, в какой позе труп оставил. Эти вещи мог знать лишь тот, кто сам на месте был. Тем более, потом он показал, куда выбросил нож. В тот самый колодец, который мне привиделся во сне. Опера и правда вытащили оттуда ножичек охотничий. По экспертизе всё сошлось. Так что цель оправдала средства.

Муров хлебнул из бутылки и резко выдохнул.

— Лотов… Я, конечно, знал, что ты не святой. Но чтобы настолько.

— Напомни, кто говорил о лишнем морализме?

— Ну тебя к херам. Даже я себе такого не позволял за двадцать лет службы. Леща дать или пару раз под дых, чтобы блат сбить, — это одно. На крайний случай, можно и ласточкой положить отдохнуть. Но чтоб человека иглой колоть? Фашист, блядь… Отец бы твой не одобрил.

— У той продавщицы две дочки остались. Сейчас уже выросли, а тогда им было, как старшей твоей.

— Всё равно неправильно.

Я хмыкнул и выбросил сигарету за борт.

— Поэтому ты Колебина до сих пор и не нашёл.

Муров покачал головой. Я в ответ лишь усмехнулся и провел пальцами по шраму. А затем прищурился и произнёс:

— Ты не понял, да?

— Что не понял?

— Иглой я колол не его.

Муров вздернул брови.

— В каком смысле?

— Шантаж, Юра. Обыкновенный шантаж. Сам подумай: пытать его было бы попросту глупо. Любое освидетельствование зафиксировало бы телесняки, и тогда, заяви Сивый о пытках на суде, признание полетело бы к черту, а вместе с ним и всё дело. Зачем рисковать? Зачем проливать чужую кровь, если можно пролить каплю своей? В кабинете, где нет лишних глаз… Слово следователя против слова жулика. В тот день голос в голове подсказал мне, что делать.

Муров глядел на меня, не говоря ни слова.

— Тот шёпот с записей, — сказал я. — Он снова зазвучал у меня в мыслях. «Делай, что хочешь: убеждай, манипулируй, шантажируй. Хоть себя режь. Но решай». Забавно, что двумя годами позже эту фразу повторил отец. Слово в слово. Хотя, возможно, это игра памяти, ложное воспоминание, и на самом деле отец говорил по-другому. Теперь уж и не разберешь. Но что я помню точно, так это глаза Сивого, после того, как я полоснул себя острием по шее. Помню, как к этому шакалёнку медленно пришло осознание… Развернулись варианты. Признаться в своём? Или получить пожизненное за липовое посягательство на сотрудника? Сивый сделал разумный выбор. В тот день дьявол помог мне, Юра. И я принял его помощь.

Участковый несколько секунд смотрел на меня. Затем прикурил новую сигарету, перекрестился, что-то тихо произнёс и отвернулся.

Дальше мы ещё долго плыли молча. Вслушивались как журчит вода под лодкой. Туман становился гуще, плотнее. Из него, словно призраки, тянулись к небу деревья, темневшие на крутых берегах. Березняк закончился. Река завела нас в тайгу. Плотные ряды кедров обступали русло вплотную, тёмными дремучими стенами. Казалось, что течение несёт нас сквозь чей-то сон — сквозь зазеркалье, по вымышленным местам, где в лесах нет ни зверей, ни птиц, и только блуждают потерянные в тумане призраки.

— К чему рассказал-то, — наконец произнёс я, глядя на участкового. — То, чувство, с которым я допрашивал Сивого… Сегодня вечером я понял, что жил с этим чувством всегда. В глубине души я знал, что Лида спала с Максом. Каждый раз, когда мы приезжали в Рощу, когда я видел их вместе, что-то внутри точно так же шептало: «Это было, Андрей. Это случилось. Ты ведь знаешь». Просто, в отличие от случая с убийством, мне не хотелось в это верить. И всю жизнь я глушил в себе этот шепот. И сегодня на площади… У меня было видение.

— В каком смысле видение?

— Когда ты сказал, что заметил старика рядом с Древом. Мне привиделось, будто я говорю с огнём. С идолом… Чёрт, ладно, не буду лукавить. Я снова говорил с дьяволом, Юра.

Муров глядел на меня, не шевелясь. Наверное, ему было уже не слишком уютно со мной в одной лодке. Я усмехнулся и чуть приподнял ладонь, чтобы успокоить участкового.

— Расслабься, старик. Мои мозги на месте. Тот факт, что мне мерещатся голоса, как Сивому, ещё не значит, что я собираюсь безумствовать. Я говорю всё это лишь по одной простой причине. Задай себе вопрос: что если змей, живущий в здешних лесах, и был тем самым чертом, что приходил к Сивому ночами? И может ли быть такое, что именно этот змей дал мне знание, с которым я сумел Сивого наказать? Потому что одно я могу сказать точно. Там на площади, дьявол шептал мне о том, что Лида спала с Максом. Ещё до того, как она призналась, дьявол шептал, что Лида врёт. Я не обратил на это внимания, как обычно, потому что не хотел верить. Но вечером это всё равно вскрылось. И тогда я спросил себя снова. Если змей говорит правду, почему нельзя этим пользоваться?

Муров нервно грыз заусенец на пальце. Сплюнув в реку, участковый спросил:

— А что ещё говорил твой дьявол?

— Примерно то же самое, что и Лёпа. Что Колебин выкрасил камушек. Что обрёл секрет бессмертия.

Участковый молчал несколько секунд, глядя на меня и не скрывая подозрение. Затем произнёс:

— Лотов.

— Что?

— Колись. Ты хочешь с ним договориться? Это связано с женой?

— Да.

— Херовая затея. Богом клянусь, херовая. Не знаю, что у тебя случилось с Лидой и что за голоса ты слышишь. Но сам подумай: стоит ли оно того?

— Стоит чего, Юра? Ты сам-то хоть знаешь, какая у жизни цена?

— Я видел Валеру после того, как он умер. Ты сам видел. И знаешь, непохоже, чтобы он был счастлив. Подумай об этом прежде, чем принимать решения.