Мелинда Солсбери - Что скрывает прилив [litres]

Я с минуту смотрю на него в упор, а потом начинаю громко хохотать. Он присоединяется ко мне, и только Рен крайне удивленно переводит взгляд с меня на Гэвина.

Какое-то время спустя мы замолкаем. Свеча тает, пока мы ждем окончания ночи. Периодически нас охватывает дремота, но мы резко просыпаемся, услышав жуткие крики существ, хотя они, к счастью, долетают до нас откуда-то издалека.

Когда часы на кухне тихо бьют четыре утра, вопли уже где-то поблизости заставляют меня вскочить на ноги и схватиться за револьвер. Рен и Гэвин прикрывают с флангов.

Через несколько секунд существа уже у дома, колотят во все окна, верещат, снова и снова бьются во входную дверь. Я слышу лязг металла по каменным ступеням. Потом источник шума перемещается, и теперь визги слышатся за окнами маминой гостиной, за ними следует неистовый грохот: тела врезаются во внешние ставни с такой силой, что внутренние дрожат. Монстры точно знают, где мы. С глазами, круглыми от страха, я поворачиваюсь к ребятам и вижу их застывшие бледные лица. Гэвин затыкает уши пальцами, и я следую его примеру, не сводя взгляда со ставен. Изо всех сил я молюсь, чтобы они устояли.

Все это длится около минуты. Потом грохот стихает, и ночь становится безмолвной, как и прежде. Я опускаю руки и прислушиваюсь. Ни звука.

– Что это было? – голос Гэвина срывается.

Дрожа как осиновый лист, я медленно сажусь на свое место, и ноги словно превращаются в желе. Рен продолжает стоять. Его глаза горят.

– Вероятно, это был ответный удар. Думаю, мы поймали их собрата.

– Пойдем посмотрим? – спрашивает Гэвин.

Я качаю головой.

– Нет, Рен прав. Дождемся восхода солнца.

Теперь шансов, что кто-то из нас уснет, не остается, потому мы относим свечи на кухню, я достаю продукты и начинаю готовить. Гэвин снова берется за изучение журнала наевфуиля , а Рен легонько толкает меня локтем и забирает у меня из рук бекон и яйца.

Я отхожу в сторону и молча наблюдаю за тем, как он готовит: разогревает сковороду с длинной ручкой, топит масло, а затем выкладывает тонкие ломтики мяса на бурлящий жир. Он берет немного растущего на подоконнике зеленого лука, рвет его на кусочки и посыпает бекон. Затем разбивает яйца. Почти готовое блюдо выглядит очень заманчиво, да и пахнет великолепно: аромат копченого мяса с пикантностью лука. У меня даже текут слюнки.

– Намажь хлеб маслом, – командует Рен, и я отыскиваю последнюю испеченную вчера буханку, которая оказывается уже немного черствой.

Нарезаю хлеб, подрумяниваю ломтики в печи, а рядом Рен продолжает хлопотать над беконом и яйцами.

Я вдруг вспоминаю его предложение сбежать вместе и притворяться, что мы муж и жена. Размышляю о его объятиях, о том, как я прижималась щекой к его груди.

Надеясь на то, что мой румянец можно списать на жар от печи, я украдкой смотрю на Рена. Волосы снова спадают ему на глаза. «Как он вообще что-то видит?» – недоумеваю я и едва сдерживаюсь, чтобы не смахнуть пряди с его лба. Он уверенно управляется со сковородой, наклоняет ее, чтобы жир смазал желтки, и переворачивает бекон.

– Тарелки? – просит он, и я оставляю свои тосты у заслонки печи, бегу за посудой и возвращаюсь как раз вовремя, чтобы не сгорел хлеб.

Ставлю тарелки на боковую полку печи, чтобы они прогрелись, кладу на каждую из них по ломтику поджаренного хлеба и намазываю его маслом. Пока Рен выкладывает на хлеб бекон и яйца, я делаю еще три тоста, чтобы положить их сверху.

Рен придавливает свой сэндвич, и золотой желток вытекает на тарелку. От этого простого действа на его лице появляется чистая и радостная улыбка.

Он берет две тарелки, свою и Гэвина, и несет их к столу. Я со своей иду следом, отодвигая журнал наевфуиля, чтобы на некоторое время мы могли отвлечься от жутких картинок.

Мы молча жуем, еда придает сил, помогает частично забыть пережитый ночью страх и подготовиться к тому, что нас ждет. Я слизываю желток с пальцев и краснею, увидев, что Рен наблюдает за мной. Его светлые глаза отчего-то темнеют. Смутившись, мы оба отводим взгляд.

Когда я несу грязные тарелки в раковину, замечаю пробивающийся на горизонте серый свет.

Смотрю на часы: пять тридцать.

– Скоро рассвет, – говорю парням. – Нужно решить, что мы будем делать.

– У тебя есть револьвер, – заявляет Рен.

– К слову, есть ли еще оружие? – спрашивает Гэвин.

– У меня есть кремниевый пистолет, – отвечаю я. – И здесь имеются патроны и порох. Кто-то из вас до этого стрелял из пистолета? – Оба качают головой. – Значит, обойдетесь без оружия.

– Как же нам защищаться? – интересуется Гэвин.

– Альва пойдет впереди, – ухмыляется Рен.

– Ладно, – вздыхаю я, понимая, что это убедительный аргумент, – один из вас может взять пистолет, но сначала я объясню, как им пользоваться. Еще Рен где-то оставил топор. И да, я иду впереди.

В результате Гэвину достается топор, а Рену – кремниевый пистолет. Я снова и снова заставляю его показывать, как взводить курок и стрелять. И только убедившись, что парень понимает, что делает, заряжаю оружие.

– У тебя есть всего один патрон, – напоминаю ему. – Не стреляй слишком рано. И целься в грудь.

– Разве не лучше будет в голову?

– Лучше, если не промажешь. Но мы пока не будем сильно полагаться на то, что ты меткий стрелок. Грудь гораздо шире, шанс попасть больше, а попадание как минимум замедлит противника. – От собственных слов меня пробирает дрожь.

– А мы вообще уверены, что пули способны их убить? – сомневается Гэвин.

– Конечно, могут, – говорит Рен, но в его голосе нет уверенности, и он смотрит на меня в ожидании ответа.

Я даже не думала об этом.

– Я не знаю, – медленно произношу я. Что за существо может пережить смертоносное пулевое ранение? – Не исключено, что мы скоро это выясним. – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал твердо, но никого убедить мне не удается.

Мы останавливаемся у входной двери и прислушиваемся. Интересно, не стоят ли чудовища по ту сторону и не делают ли то же самое.

– Ладно. Гэвин, ты открываешь дверь, а мы с Реном, если что, разберемся с тем, что ожидает нас за ней, – командую парням. Гэвин кивает, и я поворачиваюсь к Рену. – Запомни: у тебя всего один выстрел, не трать его впустую. На счет «три», – обращаюсь к Гэвину. Его руки уже лежат на засове, а мы с Реном поднимаем пистолеты. – Раз. Два. Три.

Гэвин открывает дверь, Рен стреляет, и звук разносится эхом в тишине.

– Ты издеваешься, что ли? – цежу я сквозь сжатые зубы. – Что я тебе говорила?

– Я испугался!

Я рычу и шагаю вперед, держа револьвер наготове. За дверью на горизонте небо бледнеет лавандовым, при этом большая часть его все еще остается темно-синей. Я становлюсь на порог и оглядываюсь. Существ не видно, но тени, на мой взгляд, еще слишком густые. Хочется иметь возможность видеть больше. Особенно теперь, когда Рен во всеуслышание заявил, что мы здесь.