Ирина Родионова - Тьма [litres]

Долго она бы не выдержала, и Вера, собравшись с силами, дернулась, чтобы слезть с кровати и уползти на кухню, в подъезд, да хоть в ледяной сугроб на улицу, но нет – куклы с каждой секундой наливались свинцовой тяжестью, вдавливая Веру в кровать.

И тогда она зажмурилась, беззвучно зашептав одними губами:

– Вас не существует, это неправда, неправда, вы ненастоящие, вы ничего мне…

Игрушки и куклы набросились на нее разом, вспарывая простыню и тонкую пижаму. В тело обжигающей болью вонзились острые ножи и тонкие спицы.

– Вас нет, нет, не существует… – шептала Вера, обезумев от боли.

А потом завибрировал желтый телефон, брошенный между подушками. Это Витек, выключивший в квартире надоедливую музыку, монотонно обзванивал всех одноклассников. Перед поисками Славика он записал все номера в свой старенький телефон и теперь, сгорбившись у компьютера, звонил каждому по очереди.

Его посылали. Орали. Обещали завтра разбить морду. Сонно проклинали. Но Витя, проснувшийся от ледяного ужаса, никого из них и не слышал даже.

Он звонил и звонил Вере, которую отчаянно любил много лет, но к которой и не думал подступаться, пока она была в очередных отношениях. Он знал, что ему ничего не светит, но все равно ее любил, искренне и нежно.

Один звонок. Второй. Не отвечает.

И Витя, не подумав даже, что Вера могла просто пойти в ванную или не услышать его звонок, сразу же вызвал скорую помощь.

…Свинцовая тяжесть пропала с ее груди, и Вера нехотя разлепила глаза. Куклы валялись повсюду – жуткие и выпотрошенные, но главное, что безжизненные. Под боком у девушки тоненько звякнули ножи.

Вера боролась с дикой сонливостью, пока слабость разливалась по ее телу, пока все вокруг пропитывалось черной горячей кровью. Нашарив жужжащий телефон, Вера едва сползла с кровати и, только прикрыв за собой дверь, набрала мамин номер.

– Вера? – взволнованно спросил родной голос.

– Приезжай, пожалуйста… – прошептала она синеющими губами, готовая вот-вот отключиться. – Я, кажется, умираю…

Будильник взвыл с такой силой, словно объявили воздушную тревогу и пора было бежать к ближайшим подвалам, прятаться от очередного разгорающегося дня. Катя дотянулась бессильной рукой до телефона и выключила дребезжащий будильник. Ортопедическая кровать даже спустя несколько месяцев все еще казалась слишком жесткой.

Новый день. Да чтоб ему пусто было.

Сонно потирая лицо, она сползла с кровати, босой прошлепала до ванной и долго стояла, умывая лицо ледяной водой. Мысли зудели в голове, не замолкая ни на миг, и Кате снова хотелось вернуться на жесткий матрас.

Зубной порошок с мятным горьким привкусом, холодный крем на лицо, чтобы скрыть синяки под глазами… В комнате вновь застонал телефон, и Катя пошла обратно, промакивая холодные капельки на лице махровым полотенцем.

Милослав Викторович.

Нет, только не это…

– Слушаю, – сухой голос, слегка хриплый после сна. Она прокашлялась, только бы не слышать его хотя бы пару мгновений…

– Екатерина Витальевна? Опять плохие новости.

– Кто? – жалобно спросила Чашечка, прижимая пальцы к вискам. – Кто на этот раз?..

Перед глазами вставали детские лица, которые она помнила еще мелкими, веснушчатыми и открытыми. Пятый класс, они на линейке: у девчонок пышные банты, у мальчишек в руках астры и гладиолусы. С тех пор много всего утекло: дети грызлись за лидерство, плакали ей в рубашку, выигрывали и проигрывали, а она всегда была рядом, тихая Чашечка, любящая их даже такими взрослыми и бесчувственными, какими они стали сейчас.

Вот румяная Ника с тусклым кубком в руках, лучшая лыжница города в своей возрастной категории. Вот зареванный Леша с разбитой губой, и лицо его перечерчено темными прутьями (Чашечка прибежала в отделение полиции в легких кроссовках, несмотря на студеный ноябрь). Вот хамоватый Рустам, который в пятом классе рисовал учительнице сердечки на листах с самостоятельными работами и просил поставить хотя бы тройку…

– Вера. Вера Перова, – рубанул Милослав Викторович, и внутри у Чашечки все оборвалось.

Екатерина Витальевна осела прямо на пол, поджав под себя заледеневшие ноги, прикусила губу.

– Она живая, живая! – продолжил торопливо полицейский. – Не волнуйтесь так. В больнице, в реанимации. Состояние стабильно тяжелое, но врачи говорят, что выкарабкается. Ее спасли.

Молчаливая красавица Вера. Длинные локоны, пухлые губы и огромные голубые глаза. Как-то на День учителя Вера принесла Чашечке в подарок куклу, которую сделала своими руками, и теперь эта кукла, точная копия самой Веры, сидела на книжном шкафу, пучеглазая и бесстрастная ко всем бедам.

Боже, Вера…

– Алло! – требовательно позвал Милослав Викторович, и Чашечка рывком вернула себя в это беспросветное ледяное утро.

– Да, да… Я слушаю… Что с Верой?..

– Напали ночью, когда она спала в кровати. – Слышно было, как он затянулся сигаретой. – Вся исколота и изрезана, вокруг ножи, отвертки, спицы… И куча игрушек, кукол повсюду.

– Господи, да что же это… В своей кровати? Но как?! Неужели входную дверь оставили открытой?.. – спросила Чашечка, постукивая пальцами по полу. Голова горела огнем.

– Хуже всего, что она была в одной комнате с младшей сестрой, – нехотя сказал Милослав Викторович, и Чашечка поперхнулась воздухом. – Ночью Вера позвонила матери, та примчалась домой… Ну а ребенок на полу, в крови. Скорая уже у дверей – кто-то вызвал к тому времени. Дверь была заперта на ключ, запасные комплекты на месте, ничего до этого не теряли. Мистика какая-то… Кто-то упорно вырезает твой класс, Екатерина Витальевна, – резко перешел он на «ты», – и у нас нет ни единой чертовой улики, кто это был и, главное, как ему это удалось…

Чашечка молчала. Холод от пола перетекал в ее тело.

– И что делать?..

– Искать, – ответил полицейский. – Я попробую к твоим зайти после обеда. Поспрашивай, вдруг укажут на кого-то. Вся причина в этом чертовом классе. Отсюда и будем рыть.

Чашечка сбросила его звонок и уставилась в пустоту. Маленькая женщина, сидящая на полу в тесной прихожей, доведенная до отчаяния, до дикого суматошного страха. Ей хотелось собрать всех десятиклассников, и закрыть их в этой маленькой квартире, и следить за ними день и ночь, чтобы никто больше, никто из них не пострадал… В квартире сверху топали соседи, с ревом низвергалась вода по канализационным трубам. Темный сумрак на востоке налился едва заметным проблеском.

Утро. Пора ставить чайник, собирать вещи и делать вид, что все нормально, все как обычно, просто кто-то выкашивает ее детей, убивает их и…

Задохнувшись, Чашечка коротко перекрестилась. Надо вставать.