Йон Линдквист - Движение. Место второе

«Кайса и Эрик 25/5 1904»

Я уже почти положил кольцо на место, когда открылась дверь и вернулся скинхед. Не говоря ни слова, он забрал у меня кольцо и запихнул в карман джинсов. Когда он уходил, я озвучил уже сформулированный вопрос:

– Как тебя зовут?

Он остановился, когда рука его уже поворачивала ручку двери, и я ждал, что он откажется отвечать, но вместо этого он просто сказал:

– Томас.

– О'кей, – сказал я и протянул руку. – Приятно познакомиться. Меня зовут Йон.

Томас оглядел меня с ног до головы. Похоже, раздумывал, что лучше: протянуть мне руку или дать мне пинка, но он удовлетворился тем, что буркнул: «Проклятый придурок», – и снова ушел.

Эльса.

Это Эльса была предводителем делегации, которая навестила меня тем вечером, когда я сбежал, и это по рекомендации Эльсы Томасу отказали в доступе во внутреннее помещение. Я немного выждал, чтобы убедиться, что Томас не вернется. Потом погасил свет, вышел во двор и пошел по пожарной лестнице к входу в квартиру Эльсы.

На двери c табличкой «Карлгрен» висел зеленый пластмассовый рождественский венок. Утверждение Томаса, что у его отца «крыша поехала», меня немного беспокоило, но беспокойство смягчилось при виде венка. Сумасшедший вряд ли станет заниматься рождественскими украшениями. Я позвонил в звонок.

Пока ждал, засомневался в своем выводе. Может быть, когда сходишь с ума, как раз и следишь за тем, чтобы все было в порядке с такими вещами, как рождественские украшения. С деталями, которые сохраняют нормальность как декорацию, в то время как за кулисами расцветает безумие. Я напрягся, когда услышал мягкие шаги, приближающиеся к двери.

Эльса была пожилой, а в двери не было глазка, поэтому я ожидал вопроса «Кто там?», но, пока размышлял, как назову свое имя, дверь открылась. На пороге стояла Эльса в черном спортивном костюме и домашних туфлях из овчины на ногах.

Свет в ее глазах по-прежнему присутствовал, но теперь он смешивался с чем-то еще, из-за чего она казалась немного… я не хочу использовать слово порочной, поэтому лучше скажу утомленной. Так бывает с людьми, которым удалось в полной мере воплотить свои фантазии, но обнаружить, что им все еще мало. Искушенность, похожая на отвращение. Следует прибавить, что Эльса по-прежнему выглядела на несколько лет моложе, чем когда я встретил ее в первый раз.

– Йон?

– Да.

– Заходи.

У нее в коридоре пахло так, как обычно пахнет у пожилых людей. Нафталином, лавандой или стареющим телом и временем, которое движется по кругу. Домашний и безопасный запах. Я снял ботинки и прошел в гостиную, где Эльса села в кресло и положила руки на колени. Гостиная тоже была точно такая, какая она и должна была быть у Эльсы Карлгрен, семидесятилетней женщины.

Диван и два продавленных кресла, а в середине стеклянный столик, покрытый кружевной скатертью. Боковой сервант с прозрачными дверцами, за которыми были аккуратно расставлены декоративные вещицы. Секретер, тоже покрытый кружевной салфеткой, а над ним безвкусная картинка, изображающая сельский пейзаж на фоне захода солнца. Книжная полка темного дерева, на которой стояли книги с пожелтевшими переплетами.

И все равно в комнате было что-то странное, что не вписывалось в рамки. Только когда сел в другое кресло, я понял, что именно: в комнате не было фотографий. У Эльсы были дети и внуки, но ничто об этом не напоминало. Когда я украдкой скользнул взглядом по стенам, смог заметить еле видимые прямоугольные следы в местах, где обои не выцвели от попадания света, потому что там что-то висело – что-то, что совсем недавно сняли.

Эльса сказала:

– Ага. Вот ты и вернулся. Как дела?

На этот вопрос пришлось бы отвечать долго, и я даже не был уверен, что смогу ответить. Наверняка Эльсе это тоже было неинтересно, поэтому я просто сказал:

– Я тоже хочу вместе с вами.

Эльса приподняла изогнутые полумесяцем брови, в которых было больше краски, чем волосков, и спросила:

– Хочешь вместе что?

– Делать то, что делаете вы. В прачечной.

Все это время Эльса сидела, положив руки на колени, как королева, которая терпеливо выслушивает своего подданного. Теперь же она сцепила пальцы, уперлась локтями в верхнюю часть бедер, подперла руками подбородок и так сидела и смотрела на меня довольно долго. Мне пришлось приложить усилие, чтобы не скользить взглядом по стенам в поиске других следов воспоминаний.

Наконец Эльса сказала:

– Хочу, чтобы ты ответил на один вопрос. Почему ты тогда убежал?

Я откинулся на спинку кресла и потер лицо руками, прежде чем дал единственный возможный ответ:

– Не знаю, почему я сбежал, и не знаю, почему вернулся. Просто чувствовал, что должен был это сделать.

К моему удивлению, Эльса улыбнулась и кивнула, как будто сочла мой ответ подходящим. Уже более мягко она спросила:

– У тебя есть хоть какое-то представление? О том, что происходит?

– Думаю, да.

– Расскажи.

Хотя я и думал об этом всю дорогу, пока ехал домой на метро, мои домыслы не обрели прочной словесной формы, и я смог вымолвить только:

– Это что-то другое. Что-то, что находится по ту сторону. Путь. Да. Путь.

– И куда, ты думаешь, ведет этот путь?

– Не знаю.

Хотя Эльса и нахмурила брови, из-за чего они утратили свою преувеличенную симметричность, мне показалось, что я справился. Что мои отрывочные ответы как раз и были теми ответами, которые она хотела услышать.

– Мудро ли, – спросила она, – вступать на путь, если не знаешь, куда он ведет?

– Да. Если ничего другого нет.

Эльса засмеялась, не совсем дружелюбно, и покачала головой. Скользнула взглядом по стенам, как будто рассматривала фотографии, которых там больше не было. Не смотря на меня, она спросила:

– Сколько тебе лет?

– Двадцать.

– Двадцать. И ты утверждаешь, что у тебя нет иных путей? Кроме того? В той комнате?

Чем дольше я говорил с Эльсой, тем слабее становился страх перед ней, и ее снисходительный тон начал меня раздражать. Конечно, она была на много лет старше, и, конечно, она убрала фотографии, и в ее глазах читалась усталость от жизни, но это не означало, что она понимает глубину моих чувств или может судить меня.

– Извините, – сказал я. – Но я не понимаю. Раньше вы очень хотели, чтобы я был с вами. Что с тех пор изменилось?

– Кое-что изменилось. И тогда ты жил здесь.

– Я снова планирую здесь жить.

Эльса опять посидела молча, оценивая меня. Я пытался успокоиться и подавить раздражение, из-за которого у меня покраснели щеки. Эльса на удивление ловко встала с кресла и сказала:

– Пошли в кухню.

Я не захотел немедленно подчиняться приказу королевы, поэтому еще немного посидел и посмотрел на брезент за окном, который угадывался при свете люстры. Я не знал, что и думать. До этого я представлял все это… более возвышенно.