Генри Олди - Черный ход [СИ litres]

Завтра утром, когда Томас Эллиот Шиммер вышел из дома, Рут ждала его у крыльца. На правом бедре Рут висела кобура с револьвером. Выше располагалась вторая кобура с шансером, повернутым рукоятью внутрь.

Резвая Мэгги стояла под седлом.

– Я еду с тобой, – сказала Рут.

Томас нахмурился:

– Ты никуда не едешь.

– Существует шестое чувство, – ответила племянница. И притопнула сапогом – из той самой пары, что ей заказал дядя. – Чувство свободы во сто крат благороднее и возвышеннее остальных. Передвигаться, говорить, дышать, ходить, не отдавая никому отчета в своих действиях, не подвергаясь опасности!

– О да, – согласился Томас. Он тоже читал известный роман госпожи Бичер-Стоу [15] Рут цитирует роман Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома». . – Не подвергаясь опасности, это точно. Ты остаешься дома, мисс. Я работаю один, и это не работа нянькой.

Он еще не знал, что ошибается.

Я буду рядом. – Сигара, звезда и усы. – У нас проблема, шериф. – Горбатый Бизон. – Индейцы и китайцы. – Трубка мира. – Пожар в усадьбе. – Духи предков.

– Надо бы шерифу доложить.

– О чем?

– О пожаре.

– О пожаре он знает.

– Зато не знает, что пожар ликвидирован.

– Да ну тебя! Уже, небось, донесли. Весь город гудит…

– Все равно надо. Служба.

Спорить Джошу неохота. Он с наслаждением плещется в лохани на заднем дворе. Оттирает мочалкой копоть и грязь. Зайдя в дом, глянул в зеркало, чуть не помер со страху. Он да Сэм – близнецы-братья! Копоть, упрямица этакая, оттираться не желает, но Джош упрямее.

– Слыхали, масса Джош? Служба!

Сэм счастлив. Сэм добрался до запаса сухих сигарок. Черный паровоз под парами развалился в плетеном кресле-качалке: пыхтит, дымит, ухает. Катим прямиком в рай, сэр!

– Тебе приспичило, ты и тащись. Ноги не отвалятся.

– Вот и пойду, только не к шерифу. Я на речку смотаюсь, лошадей искупаю. И сам помоюсь, кстати. Ты тут еще час задницу драить будешь…

– Одежду оставь. Отдам вдове Махони в стирку.

– Лады.

Когда Сэм уходит, Джошуа выбирается из лохани. Оценив цвет жидкости, опрокидывает себе на голову припасенное ведро чистой воды. Фыркает и вздрагивает – не от холода, от шелеста листвы. Голос тахтона заполняет весь мозг без остатка. Раньше он говорил тише.

«Этот человек.»

Без переводчика ясно, о ком талдычит ангел-хранитель. Не о Сэме же?

« Он смотрел на нас.»

– Спарк-дилер? Я заметил. И что с того?

Раздражение и злость возвращаются. Переплавляются в смутное чувство тревоги.

«Ты не понимаешь. Он опасен.»

– Вот заладил: она опасна, он опасен! Саквояжника испугался? Покрутится тут, закупится искрами и уедет.

«Не уедет.»

– Что ты предлагаешь?

Тахтон молчит. Размышляет.

«Ты ведь не захочешь от него избавиться?»

– Экий ты кровожадный, приятель! Нет, не захочу. А если бы и захотел… Есть такая штука: закон. Ты ведь не захочешь, чтобы я болтался в петле? И потом, с ним ездит охрана. Два стрелка, мисс Шиммер…

«Эта женщина. Он опасен. Она опасна.»

В шелестящем голосе тахтона звучат нотки паники.

«Плохо. Очень плохо! Держись от них подальше.»

– Хорошо, постараюсь. Кстати, куда это ты ездил ночью в моем теле? Ты же не в постели дрых, верно?

«Занимался делами.»

– Какими еще делами?

«Важными.»

– Надеюсь, ты никого не убил?

Знать бы еще, шутит Джош или нет.

«Никого. Не попадайся им на глаза. Я буду рядом.»

Противореча собственным словам, тахтон исчезает.

Джошуа Редман столбом торчит посреди двора. Голый, мокрый. Хмурится, скребет в затылке. Наконец лицо его разглаживается. Беззаботно махнув рукой, Джош топает в дом через черный ход. Глупо бежать впереди лошади, сэр! С проблемами надо разбираться по мере их поступления. И вообще…

Хорошо, когда у тебя есть смена чистой одежды!

А когда их две – так и вовсе замечательно. Одеваясь, Джош насвистывает «Старину Дэна Такера» [16] «Старина Дэн Такер» – популярная в XIX веке в США песенка «Старины» Дэна Эмметта. В различных аранжировках исполняется по сей день. Одно из наиболее известных исполнений принадлежит Брюсу Спрингстину. . Делает заметку на будущее: прикупить новую рубашку и штаны. И куртка не помешает. У джентльмена должен быть гардероб. Не приведи Господь, выдастся два-три таких денька, как сегодня – схватят чернющего оборванца, посадят за бродяжничество.

Джош усмехается. Давно ли прошли те времена, когда ты, старина, не менял одежду месяцами? Смены не было, а выстирать некогда. Запасных револьверов, кстати, у тебя и сейчас нет. Есть отличный пятнадцатизарядный винчестер Model 1873 сорок четвертого – как и «ремингтоны» – калибра. Это для серьезной заварушки, или если ехать куда придется. Не таскаться же с ним по городу…

Шериф подождет.

Джош усаживается за стол, извлекает барабаны из револьверов, откручивает крепежные винты. Ливень, сэр! Такая вот неудача. Ничего, почистим, смажем – будут как новенькие. Патроны? Выкинуть жалко, патроны денег стоят. Глядишь, порох и не промок. А если промок? Жадность может стоить кое-кому жизни! Пойдем на компромисс: в патронташ и барабаны отправятся сухие патроны из дому. А те, что попали под дождь, встанут аккуратным рядком на подоконнике. Просохнут как следует, и через пару дней Джош отстреляет штуки три-четыре для пробы. Тогда и выясним, годятся ли патроны в дело.

По дороге он заносит два узла одежды вдове Махони. Стирает она хорошо и берет недорого. Народ к ней валом валит.

– Добрый день, сэр…

Вот так сюрприз! В конторе шерифа по-хозяйски расположился мэр города, Фредерик Киркпатрик собственной персоной. Занял лучшее кресло, прихлебывает кофе из синей чашки с золотым ободком, дымит дорогущей гаванской сигарой.

Шериф, впрочем, тоже в наличии.

– И вам добрый день, сэр.

– Рад вас видеть, мистер Редман.

– Говори, зачем пришел.

Шериф недоволен. Шериф груб. Их беседу с мэром прервали.

– Пожар у Сазерлендов ликвидирован, сэр! Мы все: я, Сэм, Ганс…

– Я в курсе, – шериф досадливо машет рукой.

Сигарный дым завивается причудливыми воронками и петлями.

– Это все? Можешь идти.

– Не торопитесь, мистер Редман, – жестом мэр останавливает Джоша. Шериф не решается возразить. – От огня никто не пострадал?

– Все живы, сэр. Мелкие ожоги не в счет.

– Это хорошо.

– Даже к доктору никто не стал обращаться. Напились как свиньи, не без того. Но это пустяки, до завтра проспятся.