Генри Олди - Черный ход [СИ litres]

– Шесть человек! Я убил их! Да, они были мерзавцами. Но я ли им судья?

«Каюсь перед тобой, Господь! И ты простил вину грехов моих…»

– Гордыня! Моя проклятая гордыня!

Пастор садится рядом с Арчи. Пыльник стелется по земле. Свободная рука проповедника обнимает стрелка за плечи.

– Виски! Женщины!

«Молился беспрерывно я, о Боже…»

– Когда я в последний раз был в церкви?!

«…но, обходя свои грехи молчанием, я с каждою молитвою слабел…»

– Матушка, моя бедная матушка! Такой ли участи ты желала мне?!

«И тяжела была мне днем и ночью Твоя рука на мне…»

– Я оставил Дженни в тягости! Я даже не знаю, кого она родила! Что, если она умерла родами?!

«…и силы сердца истощались, как от жары…»

– Я вернусь! Дженни! Матушка! Я вернусь к вам!

«Блажен, чьи прегрешенья прощены и чьи грехи покрыты; блажен, кого Господь не укорит грехом…»

– Ждите! Я скоро!

Рут еле успевает выскочить из проулка и отпрыгнуть в сторону. Останься она на месте, и Арчи сбил бы ее с ног, так он торопился. Рыдая на бегу, стрелок несется вперед, как паровоз на всех парах. Его вопли стихают в отдалении.

– Раскаяние, – Пастор даже не думает вставать. – Раскаяние малого калибра. Думаю, он сейчас разбудит местного священника и захочет исповедаться.

– Матушка? – интересуется Рут. – Дженни?

– Возможно. Но матушка и Дженни далеко, а раскаяние гложет его прямо сейчас. Поэтому – священник. Домой он уедет утром. Или не уедет. Говорю же, малый калибр. Вы еще намерены застрелить меня, мисс? Мои поздравления, я не услышал, как вы подкрались. Хорошая школа, Томми мог бы вами гордиться.

– Вы сами делаете такие патроны?

– Нет, покупаю у Зинников.

– У Зинников нет такого товара.

– А вы хотя бы раз спрашивали? Можете не отвечать, я и так знаю. Раскаяние, благословение, угрызения совести – люди интересуются такими патронами куда реже, чем проклятиями и несчастьями. Зинники, скажу я вам, мастера на разные штуки! Особенно если им хорошо заплатить.

– Дядя сказал, что патроны вы делаете сами.

– Вам известно, за что Томми прозвали Шутником? То-то же! Рут встает напротив Пастора. Откидывает полу пыльника, заправляет сзади за пояс. В этом нет необходимости, сейчас Рут без кобуры. Револьвер в ее руке опущен дулом вниз. Но жест этот хорошо знаком Пастору. Он поймет, к чему клонит мисс Шиммер.

Да, он понимает.

«Как умножились враги мои! – поет гармоника. – Многие восстают на меня…»

– Вы же не отстанете от Пирса? – спрашивает Рут. – Вы продолжите охоту за плодом его фантазии, да?

Пастор кивает. Взгляд его полон грусти:

– Увы, это так. Долг зовет, мисс.

Он улыбается:

– А вам-то что? Вам и вашему Пирсу? Допустим, я немного постреляю в плод его, как вы изволили выразиться, фантазии. Если это плод, им ничего не будет.

– Кому – им?

– Мистеру Пирсу и его плоду. Все равно что я выстрелю в воздух.

– Мистер Пирс против того, чтобы вы стреляли по его фантазиям. Значит, я тоже против. У меня контракт, ваше преподобие. Впрочем…

– Вы готовы пересмотреть условия контракта?

– В некотором смысле.

– Например?

– Если вам захочется пострелять по плодам фантазии средь бела дня, при большом скоплении народа – так и быть, я закрою на это глаза. Стреляйте в свое удовольствие!

« Не убоюсь тем народа, – поет гармоника, – которые со всех сторон ополчились на меня…»

– Раньше я так и делал, – Пастор убирает инструмент ото рта. – Стрелял, мисс. Молодой был, глупый. Это закончилось для меня островом Блэквелла. Мне повезло, могли и повесить. Если я продолжу в том же духе, обязательно повесят. Свидетели с легкостью подтвердят, что я стрелял в вашего работодателя, но промахнулся. Да и вы, осмелюсь предположить, с радостью дадите показания. Нет уж, я лучше так, под покровом ночи. Или в уединенном месте, где нам никто не сможет помешать. В земле, знаете ли, пустой, иссохшей и безводной.

– Никто не сможет помешать? Вы ошибаетесь.

– Это уж как Господь рассудит. Вам это не кажется смешным, мисс?

– Шиммер, мисс Шиммер. У меня та же фамилия, что и у дяди, мир его праху. Что именно мне должно показаться смешным, преподобный? Ваша пальба по воображаемым друзьям?

– Мы, два стрелка, спорим из-за кого-то, кого нельзя привести в суд и заявить: вот пострадавший, а вот преступник! Нельзя принести мертвое тело: вот убитый, а вот убийца! Разве это не повод для смеха? Воображаемый друг? Отличное определение! Вам известно, какие ужасы творятся в Старом Свете? В Китае? Туркестане?! Там все началось гораздо раньше, там сейчас у каждого пятого есть воображаемый друг! Даже если я преувеличиваю, ангел все равно сорвал печать!

– Там светопреставление? Вы называете это так?

– В Старом Свете причина больше не влечет за собой следствие, мисс. Следствие само выбирает для себя причины! И оно все чаще останавливает выбор на таких, о которых никто и не догадывается! Время значит что-то другое, чем минуты и часы. Ты стреляешь из револьвера, а происходит выстрел из пушки, отлитой сто лет вперед…

– Сто лет вперед? Как это?!

– Сто лет назад – это вам понятно?

– Да.

– А сто лет вперед – это наоборот.

– Вы безумец, преподобный. Ваши рассуждения не выдерживают критики. Если воображаемые друзья – болезнь, разрушающая Старый Свет, если в том же Китае, как вы утверждаете, каждый пятый ходит с воображаемым другом…

– Продолжайте, мисс Шиммер.

– Эмигранты, ваше преподобие. Они должны были уже навезти сюда целый легион этих самых друзей. Плод фантазии – такой груз, что им можно набить трюмы до отказа, и еще останется уйма свободного места.

Пастор встает. Отряхивается.

– Разумный довод. Это могло бы быть, но этого не случилось. Почему? Вот вам подсказка: Англия более-менее держится. Япония. Австралия. Как думаете, почему?

– Почему?

– Острова, мисс.

– Австралия – остров? Да вы знаток географии!

– И тем не менее. Дело в воде, мисс. В больших пространствах текучей воды.

– Могу лишь повторить: вы безумец, преподобный.

– Вы когда-нибудь предлагали вашему работодателю сесть в лодку? Переправиться на другой берег реки Гудзон? Миссисипи? Делавэр? Такие, как он, даже ручей преодолевают вскачь.

«Плыть. Туда, обратно. Дальше сделка.»

«Что за чепуха? Вы хотите захватить меня в плен?»

«Плыть. Серая Сова велеть. Да, нет, что угодно – ты плыть.»

Что это за подвиг – сплавать на тот берег?!

Четверо индейцев борются с Пирсом. Висельник при виде петли – и тот вел бы себя достойнее. Хрипящий клубок катится по земле. Следом бредет пятый индеец с лодкой на плечах.

«Мир. Туда-обратно, все хорошо.»

Руд вздрагивает. Теплой летней ночью ей становится холодно.