Генри Олди - Черный ход [СИ litres]

– Индеец мертв?

– Нет, сэр! Он прыгнул в окошко и удрал. Только пятки засверкали, сэр…

– Это был он! Уверяю вас, он!

– Кто, сэр?

– Беглец! Молодой дикарь, спутник Горбатого Бизона!

– Ну, не знаю, сэр. Если вы так говорите…

– Да! Говорю! На вас напал он и никто другой!

– Не стану спорить, сэр…

– И после этого у них хватило наглости явиться ко мне? Отказаться от сделки? От всех договоренностей?! Шериф, вы меня слышите? К мошенничеству добавьте покушение на вашего заместителя! На заместителя и помощника!

Мэр счастлив. Он уже видит эшафот и виселицу. Нет сомнений, мистер Киркпатрик позаботится, чтобы виселицу увидели и Горбатый Бизон с Серой Совой. Если выбирать между петлей и подписью на купчей – дураку ясно, что выберет разумный человек.

Даже если он дикарь.

– Вильям Джефферсон!

Что? Кто? Откуда?!

На площади объявляется новое действующее лицо. Простите, сэр, не лицо – лица. К лицам прилагаются руки, ноги, скверные характеры и чертова уйма огнестрельного оружия. Впереди идет МакИнтайр-старший – владелец скобяной лавки, отец погибшего Освальда. В руках лавочник держит винтовку Спрингфилда сорок пятого калибра. Не сказать, чтобы с винтовкой он выглядел грозней обычного, но вслед за лавочником валит целая армия: двоюродный брат Джейк со взрослым сыном, еще какие-то мужчины – родственники, друзья семьи. Пара дробовиков, четыре револьвера, винтовка Генри…

– Вильям Джефферсон! Ты убийца!

– Мистер МакИнтайр, при всем уважении…

– Ты убил моего мальчика!

– Мистер, придержите язык!

Джефферсон хватается за кобуру. Но дуло «спрингфилда» уже смотрит ему в лоб.

– Я приговариваю тебя к смерти!

Грохочет выстрел. Просвистев у виска Джефферсона, пуля ударяет в резной столбик веранды. Брызжут острые щепки. Одна вонзается в щеку шерифа Дрекстона. Хорошо еще, не в глаз. Шериф хватается за лицо, визжит свиньей под ножом:

– Убили! Меня убили!

Всем хороша винтовка Спрингфилда. Жаль только, однозарядка. Зато армейская, и штык примкнут по всем правилам: швейная игла портнихи Смерти.

– Умри! – рычит лавочник.

И бежит прямо на Джефферсона с винтовкой наперевес.

Пятьдесят ярдов. Нет, не добежит, сэр.

Пальба начинается, как любая неприятность: сразу и везде. Грохочут дробовики и револьверы, гулко ахает винтовка Генри. Люди Джефферсона бросаются врассыпную, спеша найти укрытия. Револьвер самого Джефферсона трижды плюет свинцом. Первый выстрел – промах, зато вторая и третья пули находят цель. Из пятидесяти ярдов МакИнтайр успевает выбрать едва ли половину – спотыкается, падает ничком, выронив оружие.

Убит? Ранен?

МакИнтайр слабо шевелится. Стонет. В этом он не одинок: стоны раненых и вопли стрелков сливаются в душераздирающий хор. На само́м Джефферсоне – ни царапины.

– Заговоренный! – вопит Джош.

Его никто не слышит, но возбуждение требует выхода:

– Богом клянусь, заговоренный!

Заговоренный или нет, Джефферсон укрывается за бочкой для дождевой воды, которая стоит в углу веранды. Как для него выставили, ей-богу! Такого медведя не за всякой пустяковиной спрячешь.

Шерифа, захлебывающегося от визга – позорище, сэр! – Нед с Гансом силой заталкивают в контору. Одурев от страха, не понимая, что с ним делают, шериф отбивается как может, но силы неравны. К конторе через площадь бежит Сэм Грэйв. Спотыкается, не успевает: дверь уже захлопнулась, слышно, как лязгает засов.

Чертыхаясь, Сэм прячется за углом здания.

Добровольцы тоже попрятались кто где. Сидят тише мыши, не высовываются. Ну и правильно: приказов нет, в кого стрелять – загадка. Чего зря патроны тратить?

– Я за подмогой!

И только пыль из-под копыт Красотки.

Тахтон, мерзавец эдакий, уносится прочь едва ли не резвее, чем до него – молодой индеец. За какой еще подмогой, бесовское семя?! Джош подозревает, за какой. На суде спросите, под присягой – так прямо и скажет.

Братья Сазерленды ныряют в салун. Кому охота торчать под пулями на открытом месте? Ушлый Эйб – чай, не дурак! – успевает под шумок пару раз пальнуть в Джефферсона, но без видимого результата. Лезть в перестрелку по серьезному Сазерленды не торопятся.

Авось, Освальдова родня все за них сделает.

Удивительное благоразумие! От кого – от кого, а от бешеной семейки нефтяников Джошуа Редман такого не ожидал. Похоже, когда вокруг стреляют, котелки у них варят исправно, сэр.

МакИнтайры к этому времени перевернули тележку зеленщика. Спеша покинуть опасное место, мистер Кэббидж бросил весь товар посреди улицы. Жизнь дороже! Капуста, репа, морковь раскатились во все стороны. Укрывшись за тележкой, МакИнтайры стреляют по очереди: двое палят по врагу, двое перезаряжают оружие.

Верный подход, а толку чуть. Ни раненых, ни убитых не прибавляется.

Вопли. Стоны. Проклятия. Ругательства. Лязг винтовочных затворов. Щелчки револьверных барабанов. Солнце до половины спряталось за набежавшее облако. Небесное светило щурится, глядит в прицел из укрытия, выискивает подходящую жертву.

В кабинете шерифа со звоном распахивается окно.

– Прекратить стрельбу!

Выглядывать из окна Дрекстон не спешит.

– Именем закона! Никому не стрелять!

Полностью противореча собственному требованию, шериф дважды палит из револьвера в воздух, высунув наружу одну лишь руку со «Смит-Вессоном». Кто-то не медлит с ответом, в распахнутом окне конторы вылетает стекло. Рука закона поспешно исчезает.

Кто стрелял? А, Джефферсон.

Медведем в берлоге он ворочается за бочкой. Смещается к перилам, поднимает револьвер – девятизарядный монстр-двухствольник, детище француза-эмигранта Ле Ма [43] Револьвер Жана Александра Ле Ма имел два ствола: верхний нарезной 30-го или 42-го калибра и центральный гладкий 65-го или 66-го калибра. Центральный (осевой) ствол заряжался дробью или картечью. . Теперь бочка полностью скрывает Джефферсона от МакИнтайров, сидящих за тележкой зеленщика. Впрочем, Джефферсон их тоже не видит. В кого это он стрелять собрался? Зачем ствол так задрал? На ангела охотится?!

Черт возьми, сэр! Балкон мэрии – вот что держит на прицеле Вильям Джефферсон. Кого он вздумал прикончить? Мэра? Саквояжника?! Господи, да он же…

Осевой ствол. Шестьдесят шестой калибр. Картечь…

– Берегитесь, мисс Шиммер!

Джош орет во все горло. Отчаянно размахивает руками:

– Берегитесь!

Его не слышат. Зато он прекрасно слышит, как гремит выстрел.

Словно что-то толкает ее под руку.

Револьвер сам выпрыгивает из кобуры. Тяжелый «Миротворец» – два с половиной фунта смерти, начиненной свинцом – кажется Рут легче пушинки. На «Молнию» с ее несчастьями нет ни времени, ни возможности. Достаточно, учил дядя Том, чтобы последствия от заряда, выпущенного из шансера, припоздали на долю секунды, и вот уже шансфайтер любуется своей меткостью с того света, надвинув нимб на самые брови.