Генри Олди - Черный ход [СИ litres]

Рут задумалась, какой псалом лучше прочих подходит к ситуации, и не смогла выбрать. Смотреть вниз взглядом шансфайтера она опасалась, не желая привлечь внимание лже-отчима, чувствительного к таким вещам, но была уверена, что Джошуа Редман тоже где-то там, на площади, в гуще событий.

А может, не только Джошуа Редман.

Чего боится ложный Пирс? В переделанном теле, белей крыла ангела, он неуязвим для шансера. А даже если и уязвим, Пастор не станет стрелять по балкону на глазах у толпы разъяренных мужчин. Это верная гибель от дюжины пуль, выпущенных по негодяю, покусившемуся на мэра. Так чего же ты боишься, ложный Пирс? Того, что внизу бродит душа истинного Пирса, изгнанная тобой – и проповедник может безнаказанно расстрелять ее? Это тоже опасно. Не исключено, что выстрел спровоцирует шерифа, нефтяников, людей Джефферсона. Но Пастор безумен, с точки зрения ложного Пирса он мог бы рискнуть.

Кто-то ведь должен начать этот танец?

Песня, откуда ты взялась?

Рут услышала ее словно наяву, в гнусавом исполнении губной гармошки. Вряд ли песню играл Пастор, помешанный на церковной музыке, но даже если и так, звук его гармоники на балконе, с такого расстояния, среди гомона и выкриков, был бы слышен еле-еле, а не ясно и отчетливо.

Какой вред тахтону, захватившему тело, может причинить безвременная гибель души-изгнанницы? Джошуа Редман сказал, что тахтон обещал время от времени пускать его в тело погостить. Еще мистер Редман сказал, что душа Пирса выглядела ужасно, краше в гроб кладут.

Какую работу выполняет душа для тела?

Душа одухотворяет плотскую обитель. Делает тело живым в своем присутствии – и мертвым, если уходит вон. Таков закон божий и человеческий. Живая душа, слоняющаяся рядом с живым, мыслящим, действующим телом – чудо из чудес. Что делает она для плоти, которая еще вчера принадлежала ей по закону?

Да все, что угодно!

Что ни придумай, это может быть правдой.

Неужели ворованное тело по-прежнему нуждается в своей истинной душе? Зависит от нее до последнего, до того дня, когда душа окончательно расточится? Допустим, если она расточится раньше положенного срока, погибнет злой смертью – тело выживет, но ослабеет, лишится каких-то сил, жизненно важных для тахтона…

Чутье стрелка вырвало Рут из размышлений.

Чужой взгляд буравил ей грудь. Медведь в шинели – Вильям Джефферсон, вспомнила мисс Шиммер, владелец угольной шахты – стоял на крыльце рядом с шерифом. Любой другой на его месте неотрывно смотрел бы на Сазерлендов, каждую секунду ожидая пули, выпущенной ему в голову. Любой другой, но только не Джефферсон. Не имея к этому ни малейшей причины, он уставился на балкон мэрии, на Рут, частично закрытую плечом мистера Киркпатрика – и пальцы медведя, слишком длинные и тонкие для такой туши, подрагивали над рукоятью револьвера. Нервозность пальцев была естественной в сложившейся ситуации, револьвер – тоже.

Неестественной была цель, выбранная взглядом.

Рут демонстративно сделала шаг в сторону, выходя из-под прикрытия мэра. Взгляд Джефферсона последовал за ней, словно приклеенный. Мэр не интересовал медведя, ложный Пирс – тоже. Впору было решить, что состоятельного угольщика охватило пламя страсти к заезжей красотке, но всего воображения Рут не хватало, чтобы поверить в подобный поворот событий.

Сцена на балконе?

«Как ты попал сюда? Скажи, зачем? Ведь стены высоки и неприступны. Смерть ждет тебя, когда хоть кто-нибудь тебя здесь встретит из моих родных… [42] В. Шекспир, «Ромео и Джульетта». »

Нет, Шекспир в Элмер-Крик смотрелся так же, как и во множестве других провинциальных городков – натужным балаганом.

«Что он Гекубе? Что ему Гекуба?»

«Гамлет» имел больший успех. «Что я тебе? – мысленно спросила Рут у медведя в шинели. – Кто я тебе? Потому что мне ты никто…»

Вильям Джефферсон не отвечает. Вместо него реплику подает Фредерик Киркпатрик:

– Мистер Редман?

Мэр наклоняется над перилами, рискуя упасть:

– Как я рад вас видеть! Ну, теперь у нас точно будет порядок. Сами видите, Дрекстон давно мышей не ловит. Что он натворил, это же уму непостижимо…

Голос мэра срывается на визг:

– Мистер Редман! Вы ужасно выглядите, что случилось?

Кобыла гарцует под ложным Редманом. Всадник сдерживает ее с большим трудом. Рут ясно видит, скольких сил стоит лже-Джошуа удержаться в седле. Тело, пострадавшее от рук китаянки, подводит нового хозяина. Лишь железная воля захватчика заставляет это тело подчиняться – так же, как ложный Редман принуждает к повиновению кобылу. Лицо заместителя шерифа знавало лучшие времена. Синяки, ссадины, левая бровь рассечена, глаз заплыл – не лицо, тыквенный фонарь ко Дню всех святых.

Тем не менее, это лицо Пола Морфи, шахматиста и параноика, дающего сеанс одновременной игры вслепую. Поставь ложного Редмана рядом с ложным Пирсом – братья-близнецы, если понимать, о чем речь.

– На меня напали, сэр! – кричит ложный Редман.

– Когда? По дороге сюда?

– Нет, дома. Ночью, сэр!

– Кто?

– Не могу знать, сэр! Преступник скрылся.

Все замирают, от конторы до салуна.

– Но одно я знаю точно, сэр…

Все слушают.

– Это был индеец, сэр! Он хотел зарезать меня, вот нож…

Лже-Джошуа высоко поднимает нож. Это «Green River Dadley Universe» – обычный мясницкий нож с деревянной рукояткой. Таких полно в любой лавке – и в любом индейском племени отсюда до Техаса. Ножи «Green River» популярней охотничьих, в год продается не менее пяти тысяч клинков.

– Индеец? Вы подтверждаете, Сэм?

В отличие от своего приятеля Сэмюель Грэйв пришел пешком. Рут ждет, что чернокожий блюститель закона возразит, но нет, Сэм кивает:

– Да, сэр!

В конце концов, если Джош говорит «индеец» – пусть будет индеец. Зачем Джошу врать? Признаться в том, что сам он мерзавца не разглядел, Сэму не позволяет гордость.

– Так точно, сэр! Вот и мисс Шиммер подтвердит, и преподобный…

У Рут спирает дыхание. Еще минута, и она нашпиговала бы подлеца свинцом. К счастью, ее свидетельством никто не интересуется. Мэр что-то лихорадочно соображает, чуть ли не подсчитывает на пальцах. Где-то маячит выгода, понять бы, где и сколько.

– Он дрался как дьявол! – аккомпанирует лже-Джошуа размышлениям мистера Киркпатрика. – Нож я у него выбил, но он вцепился в меня, будто сокол в кролика, сэр! Стыдно признаться, но я спасовал перед этим дикарем. Если бы Сэм не добрался до револьвера, он бы прикончил меня! Даю вам слово, сэр, я жив лишь благодаря Сэму…