Шон Хэмилл - Космология монстров [litres]

– Открой сам, – бросила она через плечо.

Я открыл дверь, но крыльцо оказалось пустым. Я вышел на улицу и осмотрелся. На стоянке тоже никого не было – только ряд пустых машин под мерцающими уличными фонарями. При этом было странно тихо. Обычно всегда можно услышать шум машин или голоса соседей. А теперь тишина была такая, будто в телевизоре выключили звук.

– Эй! – крикнул я как можно громче, лишь бы развеять противоестественную тишину.

И вдруг из глубины квартиры раздался вопль Сидни.

Я опрометью бросился обратно, оставив входную дверь открытой, и ворвался в спальню девочек. В комнате царил дикий беспорядок: ящики выдвинуты, одежда свалена в беспорядочные кучи, кровати не застелены, книги перевернуты и раскрыты. И кроме меня, здесь никого не было. Перед открытым окном слегка колыхались занавески. Окно девочек смотрело на наше крыльцо. Было ли оно распахнуто, когда я открывал дверь? Я не мог вспомнить точно, но мне казалось, что нет.

Я вышел через входную дверь и посмотрел на окно спальни девочек снаружи. Оно было раскрыто, но выглядело совершенно обычно. Ни крови, ни упавших предметов, ни битого стекла.

– Сидни! – позвал я.

Вдруг все лампочки в квартире погасли. Я замер и стал прислушиваться. Послышался новый звук, такой слабый, что я едва расслышал его в тишине квартиры: «скрч-скрч-скрч».

Я вернулся в свою комнату. «Скрч-скрч-скрч» доносился от окна – тихо и нерешительно. Когда я подошел ближе, звук стал более громким и настойчивым. Я раздвинул шторы. Мой Друг стоял в атриуме, сгорбившись и положив ладони на стекло. По его тусклым оранжевым глазам я каким-то образом понял, что он обеспокоен или даже напуган. Я положил руку на стекло и почувствовал исходящее от него невероятное тепло.

Тогда я отпер окно и открыл его как можно шире. Потом отступил назад и сделал приглашающий жест рукой.

– Друг, – сказал я. – Помочь.

Когда Юнис прибывает в Город, ее сажают за письменный стол. Но в ее воображении он выглядит как несколько столов сразу. Во-первых, она видит его в своей комнате в старом доме, где они когда-то жили с отцом. Она стучит по клавишам своего компьютера «Commodore 64» и думает, не засиделась ли допоздна. Ей нравится звук, который издают ее пальцы, – эта тихая щелкающая музыка уносит ее мысли прочь. Иногда она закрывает глаза, потому что в полной темноте слова текут быстрее, не съеживаясь от ее собственного критического взгляда. А порой она просто смотрит в сторону, чтобы дать глазам отдохнуть от пронизывающего света монитора. Теперь в этом подобии своей старой спальни она поворачивает голову к высокому узкому окну и видит лицо, которое внимательно ее изучает.

В реальной жизни она бы закричала и бросилась к кровати, но сейчас встает и идет к окну, чтобы получше его рассмотреть. Однако, как бы близко она ни подходила, фигура так и остается чернильным пятном по ту сторону стекла, каким-то смутным намеком. Она мерцает, застыв между двумя кадрами, словно попав в ловушку, как изображение на поставленной на паузу видеокассете. Юнис следовало бы ощутить облегчение, но вместо этого чувствует тяжесть. Или слабость. Ей становится плохо, будто она больна, но без симптомов – ни лихорадки, ни головной боли, ни тошноты, просто слабость. И чувство это усиливается, когда она смотрит на фигуру в окне.

Ощущая дискомфорт, она возвращается к своему столу и садится. Но тут же оказывается в большой, хорошо освещенной комнате. Вместо жесткого деревянного стула, который был у нее в детстве, теперь под ней складное металлическое кресло, а парта с компьютером превратилась в раздвижной карточный стол со стоящей на нем уродливо-коричневой пишущей машинкой. Она сидит посреди склада, который арендовала ее семья в конце лета 1989 года, и пишет сценарий для «Блуждающей тьмы».

Если бы она писала одна, то предпочла бы устроиться в тихом офисе возле холла, но ее партнер по работе, Меррин Прайс, захотела разместиться здесь. В конце концов, это коллективный проект, и Меррин считает, что у них получится лучше, если они будут находиться рядом с товарищами, вдохновляющими их на творчество. Юнис испытывает определенные сомнения в эффективности такого подхода, но Меррин старше, и она позволяет ей взять инициативу в свои руки.

Юнис всегда считалась главной писательницей в семье, поэтому ее покоробило, когда мистер Рэнсом настоял на том, чтобы Меррин стала ее соавтором. Она не может отделаться от ощущения, что Меррин на нее просто-напросто спихнули. Старшеклассница слишком полновата, чтобы играть главные роли, и у нее неприятный голос, который к тому же ломается, когда нужно говорить громко. На сцене она всегда выглядит скованной, и все, что есть в ней уникального или самобытного, куда-то улетучивается, особенно если рядом находится Сидни.

В этом Юнис на нее похожа – она всю жизнь наблюдает, как мир расступается перед Сидни, словно Красное море перед Моисеем, и дает ей дорогу, в то время как Юнис спешит за сестрой в надежде не утонуть. Тем не менее ей не хочется, чтобы Меррин находилась рядом, когда она пытается писать. Но она не жалуется, потому что не умеет. Она привыкла, что в условиях непрекращающейся войны между Сидни и мамой ей всегда приходится выступать в роли миротворца независимо от того, хочет она этого или нет.

Юнис ерзает на стуле и видит рядом с собой Меррин. Девочка улыбается, и в груди Юнис что-то происходит. Дышать становится легче. Темная фигура за окном спальни тает в мыслях. Память блекнет и светлеет, словно плохая копия из копировальной машины, в которой заканчивается тонер.

«С чего хочешь начать?» – спрашивает Меррин.

Юнис разворачивается к пишущей машинке и кладет пальцы на клавиши. Затем делает глубокий вдох, закрывает глаза и начинает печатать. Каждое нажатие щелкает крошечным выстрелом, и всякий раз, когда она достигает конца строчки, раздается звон каретки:

Вы пришли сюда вместе с друзьями. У входа на склад вас встречает привратник. Он отсчитывает людей в группе, и если получается нечетное число (три, пять или семь), то он поднимает рацию и произносит одно-единственное слово: «Инсмут». Когда посетители входят, внутри их уже ждет девушка.

«В моей группе было слишком много людей, – говорит она. – Вы не против, если я пойду с вами? Меня зовут Кэтти».

Она улыбается так открыто, что никому не приходит в голову ей отказать.

Группа заходит в комнату. Привратник захлопывает дверь, и вы оказываетесь в полной темноте. Вы стоите здесь достаточно долго, чтобы проникнуться жуткой тишиной. Дыхание ваших друзей становится громким. Вы задаетесь вопросом, не забыли ли про вас и нужно ли идти дальше на ощупь. Раздается резкий щелчок, и вас ослепляет одинокий луч света, направленный прямо вам в лицо.