Мелисса Алберт - Страна ночи [litres]

Руки Софии разом упали с моих глаз. Лицо у нее стало каким-то беззащитным, мягким, будто моллюск без раковины.

– Что ты сказала?

Тут откуда-то сверху раздался крик, и мы обе подняли глаза.

На краю лофта стояла женщина в синем платье, босая. Она кричала и смеялась одновременно – высоким, истеричным голосом – и пыталась оторвать что-то невидимое от своего горла.

– О черт. – Я подняла руку. – Только не…

Женщина рухнула вниз. Вначале казалось, что она вот-вот перевалится через перила, но она упала на лестницу и закувыркалась по ступенькам, как детская вертушка.

Что было дальше, я не видела. София обняла меня одной рукой за шею, а другой – за талию и крепко прижала к себе.

Я проговорила, уткнувшись ей в плечо:

– Скажи мне… Скажи, что это было не по-настоящему.

– Ш – ш-ш, – шептала она. – Ш – ш-ш.

Она заправила мне пряди волос за уши – таким материнским жестом, что я замерла, – а затем мягко поцеловала в щеку. Глаза у нее были широко распахнуты, и, если бы я в этот момент моргнула, то могла бы и проглядеть: в ее левом глазу, в блестящем янтаре, плавало что-то круглое, пустое. Словно веснушка на радужке. Может, она и раньше там была, но я не замечала.

Насекомые, ползавшие у моих ног, исчезли, кусачие стрекозы тоже пропали. Видимо, даже сестры уже насытились этим весельем. Кто-то выключил музыку и зажег свет. Все ошеломленно моргали, глядя друг на друга, некоторые плакали. У подножия лестницы люди сбились в кучку. Кто-то щелкал телефонами. Я оглянулась, ища глазами Дафну, но ее не было видно. Послышались громкие голоса, кто-то распахнул дверь квартиры. Половина толпы двинулась туда, а остальные вытягивали шеи в сторону женщины, лежащей под лестницей.

Я струсила: я не хотела этого видеть. Не хотела знать, что с ней – что на этот раз сотворили выходцы из Сопределья.

– Идем. – Я повернулась к Софии, чтобы взять ее за руку, но ее уже не было рядом. Я поискала ее глазами, но толпа уже тащила меня к двери. Если бы я не двинулась следом, меня могли бы сбить с ног.

Снизу донесся вой сирен – нарастающий, далекий, но приближающийся. Толпа была похожа на какого-то многоголового зверя. Она хлынула по коридору, мимо лифта, и на лестнице началась давка. Я затерялась в толпе незнакомцев, кричащих, плачущих, расталкивающих друг друга в спешке, – но все это были такие настоящие, живые люди.

Карманные часы скрывали в себе не одну тайну. Иоланта рассказала об этом Финчу на следующее утро, когда они отправились в какой-то пасторальный мир – позавтракать и подышать чистым воздухом. Язык книги, из которой она читала на этот раз, состоял из трехсложных слов и длинных пауз, щекочущих ухо. Когда Финч открыл глаза, они уже стояли на лугу – идиллическом, точно с картины Томаса Кинкейда [9] Томас Кинкейд (1958–2012) – американский художник, работал в стиле импрессионизма, осноные работы – сельские и городские пейзажи. .

Финч прилег под большущим стогом сена, а Ио сбегала куда-то и принесла еды – вяленого мяса, молока в кожаной фляге, хлеба с сыром и меда. Все это – даже хлеб, даже мед – пахло козой.

Усевшись в усыпляющей золотистой тени под стогом, Иоланта достала часы. Финч увидел, что циферблат не совсем пустой: он был перламутровым и переливался разными цветами.

– Погоди, – сказала Иоланта.

Прошла минута, и на циферблате что-то проступило: цепочка розовых цифр, как на цифровом дисплее – бледноватых, но явственно различимых. На глазах у Финча цифры стали темнеть, пока не сделались из розовых красными, но потом постепенно снова поблекли и исчезли.

– Цифровые коды, – пояснила Иоланта. – Одни и те же и для книг в библиотеке, и для миров. Повсюду, в каждом мире, существует свой вариант сказки о Стране Ночи. Когда вот так всплывают цифры, значит, кто-то в этом мире читает или слушает эту сказку. А когда они становятся четкими и не пропадают – значит, в этом мире кто-то строит свою Страну Ночи.

– Ее еще и строить нужно?

Ио откусила большой кусок чего-то, пахнущего козами, и закашлялась, обдав его крошками.

– Да.

– А мы… что будем делать? Вломимся туда и отнимем то, что другие строили?

– Вспомни книжку с картинками. Девочка и мальчик строили свой мир вместе. Одна голова хорошо, а две лучше. Или три.

– То есть мы окажем этим случайным незнакомцам услугу, если явимся из ниоткуда и попытаемся захватить их мир?

Она подумала и отряхнула руки.

– Да.

– Но ты же сказала, что можешь построить Страну Ночи. Как? Почему мы тогда сами не…

– Слушай, – проговорила она раздраженно. – Волшебные часы у меня, мне и решать. – Но, увидев его лицо, поправилась: – Нет-нет, мы же с тобой партнеры. Извини. Так что ты хочешь знать? Как строить Страну Ночи? В том-то и дело, что я не знаю. Но кто-то где-то знает. И рано или поздно мы ее найдем.

Нужно было уходить. Он это понимал. Но ключ уже дрожал в замочной скважине. И за дверью ждали таинственные сокровища. И ведь он уже пообещал Алисе, что сделает это. Не хотелось возвращаться к ней с пустыми руками. Пока что у него были только зеленые пачки «золота фей», волшебная ручка и загадочный орех. Он научился кое-чему новому: умел делать козий сыр, вкапывать столбы для забора, довольно сносно говорить по-немецки. Одно время увлекался резьбой по дереву. Но вряд ли Алисе придутся по вкусу его деревянные кролики, честно говоря, здорово смахивающие на медведей. Уж лучше принести ей то, что она любит больше всего: сказки. Финч собирал все услышанные сказки, чтобы рассказать ей, когда вернется домой. Он уже понемногу превращался в ходячую библиотеку.

Это были странные дни. Они с Ио погружались в разные миры, проводили день, час или вечер в затянутых туманом горных деревушках, на развалинах, серо-золотых в лучах заходящего солнца, в городах, пересеченных надземными железными дорогами, или пробирались сквозь какие-то странные заросли, или плавали по каналам, как в Венеции. Ио тщательно выбирала книги, которые вели в безопасные миры, где легко сойти за своих. Финч мог только гадать, откуда она знает это заранее – она не говорила.

Они много разговаривали, но о себе она рассказывала мало. Только о своих путешествиях по Сопределью и немного о тех временах, когда была молодой – безрассудной, озорной, непослушной. Сама она любила слушать истории о Нью-Йорке, особенно если Финч рассказывал что-нибудь смешное, но он тоже, по ее примеру, старался не говорить о себе лишнего.

Прошла неделя. Потом две. Однажды, темно-синей ночью, захмелев от прозрачного напитка, который подавали в маленьких бокалах в каком-то захудалом баре на берегу бескрайнего красного моря, Финч разломал орех, принесенный из Сопределья – тот, от которого отказалась бабушка Джун. Он надеялся увидеть платье из звездного света или белого кота. Вместо этого откуда-то послышался мужской голос, глубокий, словно присыпанный звездной пылью: