Дин Кунц - Краем глаза

Она вновь укрыла его одеялом:

– Барти, я думаю, никто не должен видеть, что ты можешь оставаться сухим под дождем. Ни Эдом, ни Джейкоб. Никто. А если выяснится, что ты можешь делать еще что-то удивительное… это должно остаться нашим с тобой секретом.

– Почему?

Наклонившись к нему, коснувшись носом носа, она прошептала:

– Потому что будет забавнее, если мы будем держать все в секрете.

Так же шепотом, радуясь новой игре, Барти спросил:

– Так мы теперь члены тайного общества?

– Что ты знаешь о тайных обществах?

– Только то, что показывают по телевизору и о чем пишут в книгах.

– И что там пишут?

Его глаза широко раскрылись, а голос осип от притворного страха.

– Они всегда… плохие.

– Значит, и мы станем плохие? – прошептала Агнес.

– Возможно.

– А что случается с членами плохих тайных обществ?

– Их сажают в тюрьму, – очень серьезно ответил мальчик.

– Тогда давай не будем плохими.

– Хорошо.

– У нас будет хорошее тайное общество.

– У нас должно быть секретное рукопожатие.

– Нет. Секретное рукопожатие есть в каждом тайном обществе. А у нас будет другой тайный знак. – Агнес вновь наклонилась к сыну и потерлась носом о его нос.

Барти едва подавил смешок.

– И пароль.

– Эскимо.

– И название.

– Общество веселых приключений Северного полюса.

– Отличное название!

Агнес еще раз потерлась о нос Барти, поцеловала его, встала.

– У тебя нимб, мама, – сказал Барти, глядя на нее с кровати.

– Спасибо тебе, милый.

– Нет, правда, нимб.

Она выключила лампу:

– Спокойной ночи, мой ангел.

Мягкий свет из коридора не проникал дальше открытой двери.

Из кровати донеслось: «О, посмотри. Рождественские огни».

Решив, что мальчик закрыл глаза и говорит сам с собой, рассказывая историю на ночь, которая плавно перетекала в сон, Агнес переступила порог, прикрыв за собой дверь, оставив лишь щелочку.

– Спокойной ночи, мамик.

– Спокойной ночи, – прошептала она.

Агнес выключила свет в коридоре, прислушиваясь, постояла у прикрытой двери.

Дом наполняла такая тишина, что она даже не услышала трагичных воспоминаний прошлого.

И хотя снег Агнес видела только на картинках и в кино, эта глубокая тишина словно говорила о медленно падающих снежинках, о белом покрывале, укутавшем землю так, что ее бы не удивило, если б, выйдя за дверь, она перенеслась в далекую северную страну, столь непохожую на вечно бесснежные холмы и берега Калифорнии.

Ее удивительный сын, который ходил там, где не было дождя, мог перенести ее и туда.

А из темноты комнаты донеслись слова Барти, которых и дожидалась Агнес. В звенящей тишине шепот его разнесся по всему дому: «Спокойной ночи, папочка».

И в другие ночи эти подслушанные слова брали ее за живое. Сегодня же, накануне Рождества, слова эти наполняли ее изумлением и ожиданием чуда, ибо ей вспомнился разговор у могилы Джоя:

«– Я бы хотела, чтобы твой папа мог играть с тобой, воспитывал тебя.

– Где-то он играет, воспитывает. Папа умер здесь, но он умер не везде, где я есть. Мне тут одиноко, но одиноко мне не везде».

Беззвучно, с неохотой, Агнес еще сильнее прикрыла дверь, оставив крохотную щелочку, спустилась вниз, посидела на кухне с чашкой кофе в руке, погрузившись в глубокие раздумья.

Из всех подарков, которые Барти получил в рождественское утро, больше всего ему понравился фантастический роман Роберта Хайнлайна «Звездный зверь». Забавный инопланетянин, космические путешествия, удивительное будущее, множество приключений тут же захватили его внимание, и в этот суетливый день он улучал каждую свободную минутку, чтобы открыть книгу и перенестись из Брайт-Бич в куда более необычные края.

В отличие от дядьев-интровертов, Барти нравились праздники. Агнес не приходилось напоминать ему, что семья и друзья важнее самого удивительного книжного персонажа, и радушие и доброжелательность, с которыми мальчик встречал гостей, очень радовали его мать.

С утра и до обеда люди приходили и уходили, поднимали тосты за веселое Рождество, за мир на земле, за здоровье и счастье, вспоминали прошлые Рождества, изумлялись первой операции по пересадке сердца, проведенной в этом самом месяце в Южной Африке, молились за скорейшее возвращение солдат из Вьетнама, за то, чтобы ни одна семья из Брайт-Бич не потеряла в далеких джунглях своего сына.

Веселые приливы друзей и соседей, повторяющиеся ежегодо, практически смыли все пятна темной ярости, которые оставил в этих комнатах отец Агнес. Она надеялась, что ее братья в конце концов поймут, что ненависть и злость – всего лишь следы на песке, тогда как любовь – набегающая волна, которая без устали разглаживает песок.

Мария Елена Гонсалес, более не портниха в химчистке, а владелица «Моды от Елены», небольшого магазина-ателье, который располагался в квартале от городской площади, вечером присоединилась к Агнес, Барти, Эдому и Джейкобу за праздничным столом. Она привела своих дочерей, семилетнюю Бониту и шестилетнюю Франческу, которые принесли с собой новеньких Барби, ее подружек Кейзи и Тутти, сестру Скиппер и приятеля Кена, и вскоре Барти увлекли в новый сказочный мир, столь непохожий на созданный Хайнлайном, где у подростка завелся инопланетный домашний любимец, с восемью ногами, характером котенка и отменным аппетитом, который мог слопать что угодно, от гризли до «бьюика».

Позже, когда все семеро уселись за стол, взрослые подняли бокалы с шардоне, дети – стаканчики с пепси и Мария произнесла тост:

– За Бартоломью, так похожего на своего отца, добрейшего человека из всех, кого я знала. За моих Бониту и Франческу, которые расцветают с каждым днем. За Эдома и Джейкоба, от которых… от кого я узнала так много, что задумалась о хрупкости человеческой жизни и научилась ценить каждый прожитый день. И за Агнес, мою самую близкую подругу, которая дала мне все, включая и эти слова. Пусть Господь благословит нас всех и каждого из нас.

– Пусть Господь благословит нас всех и каждого из нас, – повторила Агнес и, пригубив вино, под каким-то предлогом упорхнула на кухню, где чуть смоченным в холодной воде посудным полотенцем промокнула слезы.

В эти дни она частенько объясняла Барти различные аспекты жизни, о которых, как ей представлялось, речь должна зайти минимум через несколько лет. Не раз и не два она задавалась вопросом, а удастся ли ей показать ему главное: жизнь может быть такой хорошей, такой полной, что иногда сердце готово просто разорваться от счастья.

Вернувшись в гостиную и включившись в разговор за столом, какое-то время спустя Агнес тоже подняла бокал, предложив тост:

– За Марию, которая мне больше чем подруга. Сестра. Я не могу слышать о том, что я дала тебе, не сказав твоим девочкам, что получила от тебя гораздо больше. Ты показала мне, что мир так же прост, как шитье, и самые ужасные проблемы можно зашить, заштопать. – Она чуть выше подняла бокал. – Первая курица должна появиться с первым яйцом внутри ее. Да благословит нас Бог.