Дин Кунц - Краем глаза

– У вас есть коза?

– Я надеюсь, что нет.

– И я тоже. – С тем Ангел и отправилась навстречу новым открытиям.

Очень скоро Агнес, Целестина и Грейс работали как одна команда. Пол не раз замечал, что большинство женщин буквально с первого момента составляют впечатление о себе подобных и, если отрицательных эмоций не возникает, удивительно быстро находят общий язык. То же случилось и с Агнес, Целестиной и Грейс. Не прошло и получаса, как женщины вели себя так, словно были одного возраста и не разлучались с самого детства. Наверное, впервые после убийства преподобного Грейс и Целестина хоть немного отвлеклись от своего горя, с головой уйдя в готовку.

– Здорово. – Барти, похоже, прочитал мысли Пола.

– Да, – согласился тот. – Здорово.

Закрыл глаза, чтобы представить себе, как воспринимает кухню Барти. Запахи, мелодичное позвякиванье ложек, стук сковородок, звуки льющейся воды, жар от духовок, женские голоса. Отметил, что при закрытых глазах обостряются другие чувства.

– Очень здорово, – повторил Пол, но глаза открыл.

Ангел вернулась к столу, чтобы выпить сока и сообщить:

– У них форма для пирожных в виде распятия.

– Мария привезла ее из Мексики, – пояснил Барти. – Она подумала, что это забавно. Я с ней согласен. Это милая шутка. Мама говорит, что это не богохульство. Во-первых, те, кто делал эти формы, не стремились оскорбить Господа, а во-вторых, Христос хочет, чтобы люди ели пирожные. И потом, эта форма напоминает нам, кого мы должны благодарить за все хорошее, что у нас есть.

– У тебя мудрая мама, – кивнул Пол.

– Мудрее всех сов этого мира, – согласился мальчик.

– Почему ты носишь чехлы на глазах? – спросила Ангел.

Барти рассмеялся:

– Это не чехлы.

– Но это же не носки.

– Это повязки, – объяснил Барти. – Я слепой.

Ангел подозрительно всмотрелась в повязки:

– Правда?

– Я слеп уже пятнадцать дней.

– Почему?

Барти пожал плечами:

– Захотелось новых ощущений.

Дети были одного возраста, но, слушая их, казалось, что Ангел разговаривает со взрослым человеком, обладающим неиссякаемым запасом терпения и тонким чувством юмора.

– А что это на столе? – спросила Ангел.

Барти положил руку на устройство, о котором она говорила:

– Когда вы приехали, мама и я слушали книгу. Это говорящая книга.

– Книги могут говорить? – В голосе Ангел слышалось изумление.

– Говорят, если ты слеп, как камень, и если знаешь, где их взять.

– Ты думаешь, что и собаки говорят? – спросила Ангел.

– Если бы они говорили, одна из них уже стала бы президентом. Все любят собак.

– Лошади говорят.

– Только в телевизоре.

– Я собираюсь завести говорящего щенка.

– Если кто-то и сможет, то это ты, – ответил Барти.

Агнес пригласила всех остаться к обеду. Как только последний пирог исчез в духовке, в дело пошли кастрюли, сковородки, дуршлаги и прочие тяжелые орудия кулинарного арсенала Лампионов.

– Мария придет с Франческой и Бонитой, – сказала Агнес. – Так что стол придется раздвигать. Барти, позвони дяде Джейкобу и дяде Эдому и пригласи их к обеду.

Пол наблюдал, как Барти спрыгнул со стула и по прямой, решительно и уверенно, направился к висящему на стене телефонному аппарату.

Ангел последовала за ним, не спускала с него глаз, когда он встал на скамеечку и снял трубку. Набрал сначала один, потом второй номер, коротко поговорил с дядьями.

От телефонного аппарата Барти, также по прямой, проследовал к холодильнику. Открыл дверцу, достал банку апельсиновой газировки, без единого лишнего движения вернулся к своему стулу.

Ангел не отходила от него, держась в двух шагах сзади, остановилась за стулом, наблюдая, как он открывает банку с газировкой.

– Чего ты ходишь за мной? – спросил Барти.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. – Барти повернулся к Полу. – Она ходила, не так ли?

– Всюду, – подтвердил Пол.

– Я хотела посмотреть, упадешь ли ты, – объяснила Ангел.

– Я не падаю. Ну если и падаю, то редко.

Прибыла Мария Гонсалес с дочерьми. Казалось бы, компания девочек должна была заинтересовать Ангел, но она не отлипала от Барти.

– А зачем повязки?

– Потому что пока у меня нет глаз.

– А где ты возьмешь новые глаза?

– В супермаркете.

– Не разыгрывай меня. Ты же не один из них.

– Один из кого?

– Из взрослых. Если они меня разыгрывают, это нормально. А если ты, это жестоко.

– Хорошо. Новые глаза я получу у врача. Они не настоящие, из пластмассы, и заполнят то пространство, которое занимали глаза.

– Зачем?

– Чтобы поддерживать веки. И потом, если в глазницах ничего нет, я выгляжу очень страшным. Люди пугаются. Старушки падают в обморок. Маленькие девочки вроде тебя писают в трусики и убегают, громко крича.

– Покажи мне.

– Ты привезла с собой чистые трусики?

– Боишься мне показать?

Повязки держались двумя эластичными лентами, так что Барти поднял их одновременно.

Кровожадные пираты, безжалостные секретные агенты, пожирающие мозги инопланетяне из далеких галактик, суперпреступники, правящие миром, жаждущие крови вампиры, зубастые вервольфы, жуткие гестаповские головорезы, безумные ученые, сатанисты, людоеды, куклуксклановцы, прирожденные убийцы, лишенные чувств солдаты-роботы с других планет резали, кололи, жгли, расстреливали, душили, забивали дубинками, раздирали на куски, увечили, пытали бесчисленных жертв в сотнях и тысячах рассказов, повестей и романов, которые Пол прочитал в дешевых журналах и книгах в обложках. Однако ни один эпизод из этих колоритных историй, призванных наводить на человека ужас, не тронул его так сильно, как вид пустых глазниц Барти. Пола передернуло, он отвел взгляд. Несчастье мальчика со всей очевидностью показало ему, сколь уязвимы в этом мире даже невинные дети, вновь разбередило вроде бы начавшуюся затягиваться рану, которую оставила в душе смерть Перри.

И вместо того чтобы смотреть на Барти, он наблюдал за Ангел, которая изучала лицо слепого мальчика. Запавшие веки не вызвали у нее ужаса, а когда одно веко приподнялось, открывая черную каверну, она не выказала отвращения. Наоборот, подошла поближе, протянула руку, коснулась щеки Барти чуть ниже того места, где был левый глаз. И Барти не отпрянул от ее прикосновения.

– Ты боялся? – спросила она.

– Более чем.

– Было больно?

– Не очень.

– А теперь боишься?

– В основном нет.

– Но иногда?

– Иногда боюсь.

Пол вдруг понял, что в кухне воцарилась тишина, что женщины повернулись к двум детям и застыли, словно восковые фигуры.

– Ты помнишь вещи? – спросила девочка, кончики ее пальцев по-прежнему касались щеки Барти.

– В смысле как они выглядят?

– Да.

– Конечно помню. Прошло только пятнадцать дней.