Дин Кунц - Краем глаза

– Не нравятся мне эти места.

Хотя Пол видел ловкий фокус Тома Ванадия с монеткой, он не понимал смысла разговора детей и предположил, что и для остальных, за исключением, возможно, матери Ангел, разговор этот – китайская грамота. Тем временем и остальные, заметив поднявшуюся Целестину, замолчали.

Не замечая, что она и Барти оказались в центре внимания, Ангел спросила:

– Четвертаки к нему возвращаются?

– Скорее всего, нет.

– Должно быть, он богач. Разбрасываться четвертаками.

– Четвертак – небольшие деньги.

– Очень большие, – не согласилась Ангел. – Уолли дал мне орео, когда я видела его в последний раз. Ты любишь орео?

– Они вкусные.

– Можешь ты бросить орео туда, где ты не слепой или где в Уолли не стреляли?

– Наверное, если ты можешь бросить четвертак, то сможешь бросить и орео.

– Можешь ты бросить свинью?

– Возможно, он смог бы, если бы поднял ее, но я не могу бросить свинью, орео или что-то еще в любое другое место. Я просто не знаю, как это делается.

– Я тоже.

– Но я могу идти под дождем и оставаться сухим.

На дальнем конце стола Агнес вскочила, услышав слово «дождь», а одновременно со словом «сухим» предупреждающе бросила:

– Барти!

Ангел подняла голову, удивилась тому, что все на нее смотрят.

– Ой! – проронил Барти, повернув голову к матери.

Собравшиеся за столом в недоумении взирали на Агнес, а она переводила взгляд с одного на другого. На Пола. Марию. Франческу. Бониту. Грейс. Эдома. Джейкоба. Целестину.

Две женщины долго смотрели друг на друга, пока у Целестины не вырвалось:

– Святой боже, что же здесь происходит?

В следующий вторник, во второй половине дня, небо над Брайт-Бич стало черным, как варево в ведьмином котле. Чайки улетели прочь, ища убежища под более безопасными небесами, а земля внизу замерла, приготовившись к жуткой грозе, которая подбиралась со стороны океана.

Том Ванадий и Уолли Липскомб прилетели из Сан-Франциско в аэропорт округа Орандж, а потом на взятом напрокат автомобиле поехали на юг, следуя указаниям, полученным от Пола, в точности повторяя маршрут, неделей раньше пройденный им самим и тремя вверенными в его попечение дамами.

Одиннадцать дней прошло с того момента, как три пули уложили Уолли на пол у двери квартиры Целестины. Он все еще испытывал остаточную слабость в руках, уставал быстрее, чем до того, как стал мишенью, жаловался на вялость мышц и ходил с тростью, чтобы снять часть нагрузки с раненой ноги. Но необходимое амбулаторное лечение и курс лечебной физкультуры он мог пройти в Брайт-Бич с тем же успехом, что и в Сан-Франциско. К марту он должен был восстановиться полностью, если не считать шрамов и внутренней полости, образовавшейся на месте, которое занимала селезенка.

Целестина встретила их у двери, бросилась Уолли на грудь, обняла за шею. Он уронил трость (ее тут же подхватил Том) и обнял Целестину с такой страстью, так крепко поцеловал, что, казалось, остаточная слабость в руках ушла в прошлое.

Том тоже получил крепкое объятие и сестринский поцелуй, немало порадовавшие его. Слишком долго он прожил в одиночестве, для охотников на людей такое не в диковинку, если они идут по длинной дороге борьбы со злом, на которой не обойтись без насилия, пусть и называется это борьбой за справедливость. Те несколько дней, которые Том охранял Целестину, Ангел и Грейс, а потом и неделю, проведенную с Уолли, он чувствовал себя членом семьи, пусть это и была семья друзей, и его самого поразило, сколь необходимым для него оказалось это чувство.

– Все ждут, – сказала Целестина.

Том знал, что за эти несколько дней произошли какие-то важные события, что-то определенно изменилось. Целестина упомянула об этом по телефону, но обсуждать отказалась. Так что Том понятия не имел, о чем пойдет речь, когда она провела его и Уолли в столовую дома Лампионов, но если бы попытался представить, то никогда не подумал бы, что попадет на спиритический сеанс.

А с первого взгляда все выглядело именно так. Восемь человек сидели вкруг обеденного, совершенно пустого стола, на котором не стояли ни блюда с едой, ни напитки, ни тарелки, ни стаканы. Люди же с нетерпением ожидали откровений медиума, где-то со страхом, а где-то с надеждой.

Том знал только троих: Грейс Уайт, Ангел и Пола Дамаска. Остальных ему быстро представила Целестина. Агнес Лампион, хозяйка. Эдом и Джейкоб Исааксоны, братья Агнес. Мария Гонсалес, самая близкая подруга Агнес. И Барти.

Телефонный звонок подготовил его к встрече с этим ребенком. Том, конечно, не ожидал, что Бартоломью, навязчивая идея Еноха Каина, зарождению которой он способствовал, войдет в их жизни, но полностью согласился с Целестиной в том, что женоубийца никоим образом не мог знать о существовании мальчика и уж тем более иметь основания бояться его. Если у них и было что-то общее, так это проповедь Гаррисона Уайта, которая вдохновила отца мальчика на то, чтобы назвать его Бартоломью, и, возможно, заронила семя вины в сознание Каина.

– Том, Уолли, извините за столь краткую преамбулу, – первой заговорила Агнес. – Познакомиться у нас будет время за обедом. Но все, кто сидит за этим столом, целую неделю ждали вашего рассказа, Том. Откладывать дольше просто невозможно.

– Моего рассказа?

Целестина знаком предложила Тому сесть во главе стола, напротив Агнес. Когда Уолли опустился на пустой стул слева от Тома, Целестина взяла с комода два предмета и поставила перед Томом, прежде чем сесть справа от детектива.

Солонку и перечницу.

– Для начала, Том, – вновь подала голос Агнес, – мы все хотим услышать о носорогах и другом Томе.

Он замялся, потому что до короткого разговора с Целестиной в Сан-Франциско ни с кем не обсуждал свои необычные способности, за исключением двух духовных наставников в семинарии. Поначалу ему было не по себе, говорить о столь тонких материях с незнакомцами – все равно что исповедоваться человеку, не имеющему права отпускать грехи, но, после того как он заговорил, сомнения быстро отпали, и собственные откровения показались Тому такими же естественными, как разговор о погоде.

С помощью солонки и перечницы Том объяснил, почему он не грустит из-за изуродованного лица, практически теми же словами, что и десять дней тому назад, когда отвечал на вопросы Ангел.

– Прямо-таки научная фантастика, – вырвалось у Марии, уставившейся на Тома-солонку и Тома-перечницу, стоящих рядом друг с другом в параллельных мирах.

– Наука, – поправил ее Том. – Квантовая механика. То есть теория… физики. Именно теория, а не фантастическая гипотеза. Квантовая механика работает. Она способствовала изобретению телевизора. Еще до конца этого столетия, может даже до восьмидесятых годов, основанная на квантах технология даст нам мощные и дешевые компьютеры, размером с брифкейс, размером с бумажник, с часы, которые будут работать быстрее и справляться с большими объемами информации, чем современные компьютеры величиной с трехэтажный дом. Компьютеры станут крошечными, как почтовая марка. Вполне возможно, что со временем удастся создать компьютер размером с молекулу, и тогда технология, более того, все человеческое общество невероятно изменится, причем только к лучшему.