Дин Кунц - Фантомы

Эти странные имена высветились на мгновение на всех трех экранах, потом изображение мигнуло, и они исчезли.

– Я ВСЕ И НИЧЕГО. Я – НИЧТО. Я – ВСЕ.

Изображение снова мигнуло, слова пропали.

Секунду, другую, третью экраны всех трех терминалов горели ярким чистым зеленым светом. Потом они потухли.

Зажглась лампочка под потолком.

– Интервью окончено, – сказала Дженни.

Велиар. Это было одно из тех имен, которыми оно себя назвало.

Брайс не отличался особенно ревностной религиозностью, но он был достаточно хорошо начитан для того, чтобы знать, что Велиар – это то ли одно из обозначений Сатаны, то ли имя одного из падших ангелов. Он, правда, не был точно уверен, что именно из двух.

Горди Брогэн был среди них самым религиозным человеком, глубоко верующим католиком. Поэтому когда Брайс вышел самым последним из передвижной лаборатории, то показал Горди распечатку имен, сделанную в конце записи того странного разговора, и спросил, не говорит ли какое-нибудь из этих имен что-либо Горди.

Пока Горди читал, они стояли на тротуаре возле лаборатории. Быстро опускались сумерки. Через двадцать минут, а возможно, даже и раньше будет уже совсем темно.

– Вот, – сказал Горди, – это имя, Ваал. – Он показал пальцем соответствующее место в сложенной гармошкой распечатке. – Не могу точно сказать, где оно мне раньше встречалось. Но не в церкви и не в катехизисе. Возможно, я о нем где-то читал.

В том, как говорил Горди, Брайс уловил какие-то странные тон и ритм. Это не была просто речь нервничающего человека, которому не по себе. Несколько слов Горди произносил слишком медленно, растянуто, несколько следующих – чересчур быстро, потом опять медленно, а потом снова – с почти лихорадочной быстротой.

– В какой-нибудь книге? – спросил Брайс. – Может быть, в Библии?

– Нет, не думаю. Я мало читал Библию. Хотя надо было бы. Надо было постоянно ее читать. Но имя это я встречал в какой-то обычной книге. В каком-то романе. Не помню.

– А кто он такой, этот Ваал? – спросил Брайс.

– По-моему, это должен быть какой-то очень сильный демон, – проговорил Горди. Но теперь уже что-то странное творилось не столько с его голосом, но и с ним самим.

– А другие имена? – спросил Брайс.

– Мне они ничего не говорят.

– Я подумал, не имена ли это других демонов?

– Знаете, католическая церковь не очень поощряет всю эту чертовщину и мало говорит о ней, – ответил Горди все в той же странной манере. – Хотя, может быть, стоило бы говорить об этом чаще. Да. Определенно стоило бы. Потому что мне кажется, что вы правы. Мне кажется, это действительно имена демонов.

Дженни устало вздохнула:

– Значит, оно опять только поиграло с нами.

Горди энергично затряс головой:

– Нет. Это не игра. Ничего подобного. Оно говорило правду.

Брайс нахмурился:

– Горди, неужели же ты и вправду думаешь, что это действительно какой-нибудь демон, или сам Сатана, или кто-то еще в этом роде?

– Чепуха все это, – сказала Сара Ямагути.

– Конечно, – согласилась Дженни. – Этот концерт на компьютерах, разговоры о демоне – все это только для того, чтобы еще больше заморочить нам голову и сбить нас с толку. Оно никогда не скажет нам правды о себе, потому что если мы узнаем правду, то сумеем придумать и способ победить его.

– А как в таком случае вы объясните распятие священника над алтарем в церкви Божьей Матери на Горе? – спросил Горди.

– Это только часть того, что нам пока не понятно, – сказал Тал.

Глаза у Горди стали какие-то странные. Сейчас в них не просто отражался страх. Это были глаза человека, переживающего сильнейшие духовные страдания, даже душевную агонию.

«Я должен был раньше обратить внимание на то, что он впадает в такое состояние», – отругал себя Брайс.

Горди заговорил – негромко, но с захватывающей убедительностью:

– По-моему, скорее всего, это пришло время. Конец. Наступает начало конца. Наконец-то. Точь-в-точь как говорится в Библии. Я никогда в это не верил. Верил во все, чему учит церковь. Кроме этого. В Судный день я не верил. Я всегда почему-то считал, что жизнь будет продолжаться как обычно, и продолжаться вечно. А вот теперь он наступает. Да. Наступает Страшный суд. Не только для тех, кто жил в Сноуфилде. Для всех нас. Это конец. И я задаю себе вопрос: как оценят на Страшном суде меня и мою жизнь? И я боюсь. Боюсь, потому что мне был дан дар, очень необычный дар, а я его растратил зря. Мне был дан дар святого Франциска. Я всегда умел ладить с животными. Нет, правда. На меня никогда не залаяла ни одна собака. А вы и не знали этого? Ни одна кошка никогда меня не оцарапала. Животные меня понимают. Они мне доверяют. Может быть, они меня даже любят. Мне ни разу не попалось ни одно животное, которое бы отнеслось ко мне плохо. Я могу уговорить дикую белку есть прямо у меня из руки. Это дар. И мои родители хотели, чтобы я стал ветеринаром. А я отвернулся и от них, и от своего дара. И вместо этого стал полицейским. Взял в руки оружие. Оружие. Я был создан не для того, чтобы браться за оружие. Только не я. Нет. Я это сделал отчасти потому, что знал: это не понравится моим родителям. Так я выражал свою самостоятельность, понимаете? Но я забыл. Забыл о том, что Библия учит: «Почитай отца твоего и мать твою». А я вместо этого причинил им боль. И отвернулся от того дара, который ниспослал мне Бог. Больше того. Хуже того. Я наплевал на этот дар – вот что я сделал. Вчера вечером я решил, что сложу оружие, уйду из полиции и стану ветеринаром. Но мне кажется, что уже поздно. Суд уже идет, а я этого не понял. Я наплевал на дар, которым наградил меня Господь, и теперь… Я боюсь.

Брайс не знал, что и как можно было бы возразить Горди. Его воображаемые грезы были настолько далеки от подлинного, настоящего зла, что можно было разве что рассмеяться. Если кому-то из них и было уготовано место в раю, этим человеком наверняка был именно Горди. Нет, Брайс ни на мгновение не верил в то, будто действительно настал день Страшного суда. Совершенно не верил. Но ему никак не приходило в голову, что можно было возразить Горди: этот большой ребенок с открытой кровоточащей душой слишком глубоко погрузился в себя, и вывести его из этого состояния было уже невозможно.

– Тимоти Флайт – ученый, а не богослов, – уверенно и твердо проговорила Дженни. – И если у Флайта есть какое-то объяснение тому, что здесь случилось, то это объяснение наверняка научное, а не религиозное.

Но Горди ее не слушал. По его лицу градом катились слезы. Взгляд у него был остановившийся, отсутствующий. Он слегка откинул голову и посмотрел на небо, но видел он в этот момент наверняка не заходящее солнце, а какую-нибудь широкую небесную дорогу, по которой должны скоро спуститься на огненных колесницах архангелы и небесное воинство.