Нил Гейман - Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад [сборник litres]

– Не думала я, что лисы поклоняются предкам, – проговорила Чон.

Смерив меня недоверчивым взглядом, она выудила из бардачка «кирпич» и ловко, проворно вскрыла обертку.

Несмотря на отвратительный запах, рот немедля наполнился слюной: в последний раз ел я довольно давно.

– Лисы есть лисы, а не божества, – ответил я. – Что толку поклоняться лисице? Однако я помню, как мать и остальная родня заботилась обо мне. Их память многое для меня значит.

Но Чон, не дослушав, покачала головой, подхватила крошку «кирпича», упавшую на колено, задумчиво оглядела ее и отправила в рот.

Скорее всего, рацион, разработанный, чтоб кое-как поддерживать силы человека, мне в лисьем облике на пользу бы не пошел, однако сдержать обиду на то, что со мною не поделились, несмотря на всю ее иррациональность, оказалось непросто.

– Нужны гарантии, – сказала Чон. – И не лисьи, а настоящие.

– И как ты себе это мыслишь, учитывая, что я и есть лис?

Чон улыбнулась, странно блеснув зубами в неярком свете пригашенных ламп. В этот миг лицо ее очень напомнило мне изображения жутких боевых масок из книг о древней истории.

– А вот как. Поклянись кровью мудрых тигров.

Сердце мое так и екнуло.

– Мудрых тигров на свете уже не осталось, – сказал я, и это вполне могло оказаться правдой.

– Ничего. Тут я согласна рискнуть, – ответила Чон, улыбнувшись шире прежнего.

Когда я был лисом юным, практически взрослым – то есть как раз доросшим до попадания в беды самого скверного свойства, – мать повела меня к мудрой тигрице.

До тех пор я думал, будто мудрые тигры давным-давно ушли с полуострова. Бывало, люди на них охотились, а порой – куда реже – искали их, чтоб испросить совета, хотя в тигриных советах неизменно таится подвох. Как-то, прослышав о старом тигре, добытом на охоте жителями одной из окрестных деревень, я спросил у матери, не из тех ли он, не из мудрых ли. На это мать только фыркнула и ответила, что настоящего мудрого тигра так запросто не возьмешь.

Да, знаю, мудрые тигры отнюдь не бессмертны. Однако губят их не охотничьи пули, не сети, не бычьи туши, начиненные ядом. Чтобы убить мудрого тигра, нужен, к примеру, меч, инкрустированный ограненными зеркальцами, или стрела с перьями, добытыми из гнезда жар-птицы. Мудрого тигра можно убить, перехитрив за игрою в загадки во время сезона тайфунов, или когда его, обессиленного затянувшейся партией в бадук – затейливое состязание двух стратегов, разыгрываемое на доске девятнадцать на девятнадцать скрещенных линий при помощи белых и черных камней – сморит сон. Если мудрые тигры и умирают, то не иначе как с собственного согласия.

Шли мы не один день, так как перед обороной, воздвигнутой мудрым тигром, меркнет даже лисья способность пронзать дали насквозь. Такой беспокойной, нервной, я матери в жизни не видел… ну а сам, несмышленый, попросту радовался новизне впечатлений.

Наконец подошли мы к логову мудрой тигрицы – к пещере высоко-высоко в горах. Вход в нее обрамляли деревья, а тоненький слой земли перед ним порос пестрым ковром из мелких цветочков. Повсюду вокруг витали сильные, резкие запахи, как будто мы оказались в опасной близости к грани, что отделяет «всегда» от «никогда». В прежние времена пещера служила обителью кому-то из мудрых людей. У входа высилась любовно начищенная позолоченная статуя, изображавшая женщину, сидящую, скрестив ноги. В одной ладони, поднятой и сложенной горстью, она держала увесистую жемчужину, другая покоилась на колене. Подле статуи, на земле, лежал череп какого-то большого зверя с грозными острыми бивнями. Пожелтевшую кость украшали следы когтей.

Мудрая тигрица выступила из пещеры – медленно, плавно, текуче, словно дым невидимого очага. От ее белой шкуры, исчерченной черными, будто ночь, полосами, веяло ледяной стужей, глаза мерцали янтарными звездами. Она считалась последней из мудрых тигров: согласно лисьим преданиям, все остальные один за другим ушли жить в иные земли. Что побудило остаться эту – упрямство ли, или же интерес к причудам людей, или просто апатия – мать сказать затруднялась. Впрочем, какая разница? Лисьим умом побуждений священномудрых все равно не постичь.

– Лисы, – пророкотала тигрица, смерив нас взглядом, лишенным всякого интереса. – Скверно, что на гадальные кости вы не годитесь. Лисьи кости постоянно лгут… Ну, так хоть благовоний бы с собой прихватили! Мой запас уж два месяца, как подошел к концу.

Уши матери дрогнули, однако сказала она всего-навсего:

– О, священномудрая, пришла я не ради себя – насчет сына пришла с тобой посоветоваться.

Я подобрался, присел, постарался принять подобающе скромный вид: этаким образом мать на моей памяти не разговаривала еще никогда.

Тигрица зевнула во всю широченную пасть.

– Сколько затейливых слов – в глотке не помещаются. Похоже, ты слишком много времени проводишь среди людей. Говори прямо.

В обычных обстоятельствах мать разразилась бы бурной отповедью – я ведь с малых лет рос под их с сестрой бабки, Сонгхвой, споры о преимуществах человеческой культуры – однако сейчас на уме у нее было нечто совсем иное… а может, блеск острых тигриных клыков вовремя напомнил ей, что для тигра все на свете – добыча.

– Сын вбил себе в голову блажь: человеческий облик принять собирается, – сказала мать. – Я уж его отговаривала, но слова матерей не всесильны. Может быть, ты согласишься направить его на путь истинный?

Тигрица бросила взгляд на меня, улыбнулась той самой тигриной улыбкой, предоставив мне случай поразмыслить, сколько раз ей понадобится сомкнуть челюсти, чтоб разжевать меня и проглотить, а после поднялась на дыбы… нет, выпрямилась! Секунду-другую я, обмерев от испуга, не мог сосредоточить взгляда на ее силуэте: казалось, все черты мудрой тигрицы тают, как дым.

А после на месте тигрицы появилась женщина, вполне обычная с виду, если бы не янтарная желтизна глаз да обнаженные в улыбке клыки. В черных ее волосах, будто изморозь, поблескивали белые и серебристые пряди, шелка, ниспадавшие с плеч, отливали цветами гор – багрянцем рассвета, белизною снегов, строгостью серого камня, а перепоясывал их изумрудно-зеленый кушак. В то время я еще не понимал красоты, но, спустя многие годы, вспомнив все это, пойму, что мудрая тигрица приняла облик последней законной королевы (да, лишней скромностью тигры отроду не страдали).

– Что же тебе, лисенок, известно об обычной цене превращения? – спросила тигрица в образе женщины. Голос ее, надо заметить, почти не изменился.

«Лисенок»… Это не слишком-то пришлось мне по вкусу, однако не затевать же свары с тигрицей из-за мелочей – тем более что она в любом облике намного крупнее меня.

– Чтобы стать человеком, нужно убить ровно сто человек, – отвечал я. – Риск меня не пугает.