Нил Гейман - Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад [сборник litres]

– За что же меня пороть? Моя история похожа на правду не меньше, чем его.

В последующие годы другие, проходившие мимо, надстроили тур, но красные камни в его основании оставили на виду – наверное, из-за их приметности.

Голос Алуана вернул мысли Ли к настоящему.

– Вспомни: мы складывали его на берегу озера.

Да, на берегу этого самого озера… Выходит, они целых полчаса ехали по земле, когда-то скрывавшейся под водой?

– Но ведь озера все время то разливаются, то усыхают, – возразила Ли. – Это еще не доказывает, что в мире становится суше, а наш народ некогда жил по-другому.

– Ты вправду так думаешь? Твой отец далеко.

Тут уж Ли крыть было нечем. Сорвав еще стебелек травы, она разжевала его. Трава оказалась горька.

– Даже если все это правда, что мы тут можем поделать? Зикслары давным-давно покинули нас, а у людей нет той же власти и волшебства.

– Почему это мы ничего не можем поделать? В сказаниях говорится, что в прежние времена, до прихода Зиксларов, среди нас было немало великих героев. Вот, например, Геркулес, бившийся с богом. Или Нил Сильнорукий, ходивший по небесам…

– Все это мифы! Сказки! Ересь очередная! Можно подумать, помрешь ты без них, хотя всего этого не увидеть и не пощупать.

Алуан взглянул на нее. Уголки его губ дрогнули, глаза озорно заблестели.

– Тревожащимся только о том, что можно увидеть или пощупать, я нравился бы тебе куда меньше.

– Ха! Кто сказал, что ты мне сейчас очень нравишься?

– Но ты же здесь, со мной, верно?

Чувствуя, что краснеет, Ли решила сменить предмет разговора.

– Отец воспитал тебя, будто сына, надеясь, что, когда я возглавлю племя, ты станешь мне правой рукой. Еще пара дней, и его гнев наверняка схлынет. Вернемся, попросим прощения, и…

– Не стану я просить прощения! Как помогать править людьми, если мне запрещают думать и говорить, что хочу?

– Отчего ты так уверен в своей правоте?

Взгляд Алуана сделался тверд. Такого выражения на его лице Ли еще не видала.

– Говори же!

– На твоего отца я зла не держу. Я понимаю: он старается направить все силы племени на выживание, а… бесполезные сказки в этом только мешают. Таким правоверным он стал только оттого, что засухе не видно конца. Если сейчас ты вернешься назад, отец тебя непременно простит. Но если я расскажу…

– Как тут решить, что делать, если ты не желаешь довериться мне?

Алуан испустил долгий вздох и кивнул.

– Ладно. Дождемся восхода Примуса, и я покажу тебе, что обнаружил.

Когда оба проснулись, Примус успел проделать четверть пути к зениту.

Умывшись в чистом, прохладном озере, Алуан принялся разделывать и жарить подстреленного им зайца, а Ли повернулась к Примусу, крепко зажмурилась (великолепие Примуса могло ослепить в мгновение ока) и затянула утреннюю молитву.

О Дарующий Свет, о Первый Среди Равных! Ты – самый теплый и яркий, самый щедрый даритель жизни из десяти братьев. Прими от нас благодарность, Владыка Примус. Пусть наши вожди ведут нас за собой так же мудро, как ты ведешь за собой солнца Зиксларов!

Тут Ли заметила, что Алуан не только отказался присоединиться к молитве, но даже работы не прекратил. «Неужто он вправду так возгордился? – охваченная злостью, подумала она. – Ведь он не может знать всего на свете! Всего на свете не знает никто из людей. Разве Странствующие Мудрецы с Луговых Земель не учат, что Терранам не подобает знать, как устроен наш мир, иначе мы станем подобны Зиксларам?»

После еды, в то время как оба омывали в озере руки и лица, Алуан сказал:

– Не раздобудешь ли ты дичи на ужин сама? Мне нужно кое-что сделать и показать тебе.

Погруженная в мысли о том, как примирить отца с Алуаном, Ли рассеянно кивнула.

К тому времени, как Ли вернулась к месту стоянки, Примус склонился к западному горизонту, а на востоке взошли Секундус и Терциус. С луки ее седла свисала пара каменнопанцирных полевок, а в поясном кошеле, обложенные мягкой травой, покоилась дюжина яиц степного газокрыла. В их шатер Алуан пришел малышом недокормленным, изголодавшимся, и отец долгие годы сберегал все раздобытые яйца степных газокрылов для него. Возможно, вспомнив об этом, он устыдится и согласится вернуться с нею домой?

Взмокший, порядком уставший, Алуан трудился над какой-то странной штуковиной. Похоже, он мастерил ее весь день. Возможно, пожертвовав и обедом, и даже послеобеденным сном.

– Эй, есть пора!

Алуан поднял взгляд и улыбнулся.

– Я почти закончил. Нужно успеть, пока Примус не закатился.

Присев рядом с ним, Ли раздула огонь в костре, поставила яйца вариться в лубяном котелке и принялась свежевать полевок, нет-нет да поглядывая на Алуанову выдумку.

Алуан сооружал что-то вроде длинного прямоугольного ящика, обтягивая шкурами каркас из прочного тростника, росшего у берега озера. Торцевая стенка ящика была сделана из мягкой, упругой шкурки лисенка, туго натянутой на тростниковую рамку, с крохотной дырочкой, очевидно, проколотой заостренной тростинкой, посередине.

– Что ты такое делаешь?

– А вот увидишь.

С этими словами Алуан развернул ящик к Ли другой стороной. Ли ахнула от удивления. Другой торец ящика представлял собой полупрозрачный, тонкий, матово-белый экран.

Экран был изготовлен из паутины, шелковистыми шариками парящей над степью по весне, стоит только подуть ветерку. Паучий шелк так тонок, что Алуану наверняка пришлось провести в кропотливой работе весь день, отделяя тонкой тростинкой каждую ниточку и натягивая ее поперек тростниковой рамки. Ничего прекраснее Ли в жизни своей не видывала.

– Столько трудов, а ведь дунешь – и разлетится, – нахмурив брови, сказала она.

Силы следовало беречь, иначе в степи не выживешь. Силы и время, потраченные на подобную штуку, могли быть потрачены на охоту… какое досадное расточительство!

– А ты на него не дуй.

Алуан поднял ящик, повернув его к Примусу стенкой, затянутой лисьей шкурой с дырочкой посередине, а паутинным экраном – к Ли. Взглянув на экран, Ли снова ахнула.

На экране возникло изображение Примуса величиною примерно с ладонь, белое, но не такого оттенка, как паутина, а намного ярче. И это эхо, отражение Примуса, в отличие от него самого, не причиняло боли глазам.

– Что это за волшебство? – спросила Ли.

– Это вовсе не волшебство, – пояснил Алуан. – Ящик непроницаем для света, а…

Ли вздрогнула. Без света хотя бы одного из десятка солнц мир не оставался ни на минуту. Солнечный свет не проникал только в пещеры глубоко под водой, в укрытые под землею змеиные норы да в каменные дома, где оставляли на смерть в темноте душегубов и ведьм. Соорудить нечто непроницаемое для света означало соприкоснуться со злом.

– А вот через эту дырочку, – словно бы ни о чем подобном не ведая, продолжал Алуан, – может пройти только одна тысячная доля испускаемого Примусом света. Этот-то свет, падая сюда, на экран, изображение Примуса и создает. Но оттого, что в изображение вложена только малая часть его мощи, на него можно смотреть без вреда для глаз. Я называю эту штуку «солнцескоп».