Нил Гейман - Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад [сборник litres]

Из-под купола свисала вниз громадная люстра. Стоило путникам миновать первое из расставленных вдоль стены нагромождений непонятных устройств с множеством рычажков, кнопок и мигающих огоньков, тот же самый странный, бестелесный голос заговорил:

– Терраформирование, пост номер пятьдесят, наблюдение за солнцами: солнечная активность превышает уровень допустимой. Рекомендуется уменьшение яркости.

– Терраформирование, пост номер сорок четыре, гидрологические данные: уровень грунтовых вод в умеренной зоне близок к нулевому.

– Терраформирование, пост номер двадцать один, метеорологическая обстановка: отмечен ряд погодных катаклизмов. Рекомендуется глобальное понижение температуры воздуха.

Алуан с Ли старательно запоминали все, хотя мало что понимали. В конце концов, едва не падая с ног от усталости, они добрались до площадки на самом верху. Прямо перед ними неторопливо вращался огромный шар, пестревший зелеными и бурыми пятнами, усеянными кляксами синевы. Половину его освещала ослепительно-яркая лампа, подвешенная поодаль. Возле самого шара, с противоположной от лампы стороны, полукругом парили в воздухе девять круглых зеркал, отражавших свет лампы на ту половину шара, которой полагалось находиться в тени. Тут голос снова заговорил:

– Терраформирование, пост номер один, системы сбора солнечной энергии: все отражатели в норме.

Ли с Алуаном поняли друг друга без слов.

Оглядевшись, они увидели еще один «пост», помеченный изображением стрелы, возносимой в небо столбом пламени.

– Пост планетарной обороны: необходим специальный допуск.

Ли, как и в первый раз, приложила руку к изображению ладони возле «поста» и вздрогнула: на кончиках пальцев снова набухли капельки крови.

– Личность опознана. Доступ разрешен. Системы вооружения в норме. Неприятельских межпланетных судов в зоне поражения не обнаружено.

Перед Ли с Алуаном засветился экран – такой же, как на Алуановом солнцескопе, только намного больше. Под экраном имелась рукоять наподобие рычага. Когда Алуан покачал ее из стороны в сторону, картинка дрогнула, сдвинулась, и вскоре экран от края до края заполнился изображением неяркого диска.

– Цель – отражатель номер два. Ты уверена?

Алуан с Ли переглянулись и улыбнулись друг другу.

– Готова? – спросил Алуан.

– Да, – кивнула Ли. – Станем новым Хоу И вместе!

Алуан нажал кнопку, и здание содрогнулось от громоподобного рева. Не устояв на ногах, оба рухнули на пол, а к тому времени, как поднялись, Секундус с экрана исчез.

– Одно есть. Осталось восемь, – сказала Ли.

За порогом здания их встретила непроглядная тьма. Ли крепко вцепилась в Алуанову руку.

– Это и есть ночь?

Алуан молча сжал ее пальцы в ладони.

Казалось, в ушах до сих пор звучит равнодушный голос, сопровождавший их во время спуска по огромной винтовой лестнице:

– Терраформирование, пост номер тридцать один, контроль температуры: все отражатели отключены. Отмечено глобальное понижение температуры воздуха.

– Гляди, – сказал Алуан, указывая в небо.

Там, в вышине, мерцали россыпи искр – осколков разбитых зеркал, некогда сделавших этот мир миром без ночи. Падая, искры одна за другой превращались в яркие метеоры.

Однако за ними, еще выше, мерцали другие, недвижные пятнышки света, рассеянные по темному небу, точно капли жизнетворной росы по степной траве, точно зерна речного жемчуга на черной короне, точно проблески надежд в бездне отчаяния.

– Интересно, что папа сейчас людям втолковывает? – сказала Ли, охваченная не ужасом – благоговением перед открывшейся ей красотой.

Впервые за многие тысячи лет Терране этой планеты увидели звезды.

Вон в тех лесах, за домом, живет безрукая дева.

Не стонет, не плачет, как это у призраков или горюющих девушек заведено. Шаг у нее тяжел – порой спотыкается, а если б не это, являлась бы, как снег на голову.

Однако слышно ее издалека, так что подхватить ведерко с мячиками для гольфа (гольф-клуб за возврат платит негусто, но на пиво хватает) и убраться из лесу прежде, чем она до тебя доберется, вполне успеешь.

Ну, а если уж увидала ее, значит, просто замешкалась, не успела вместе со всеми удрать. Тогда прячься за самым толстым дубом – за тем, под которым вы с отцом крепость когда-то строили – и жди.

Первыми в глаза бросаются распущенные волосы. «Поразительная жестокость», – думаешь ты. Тот, кто сотворил с ней все это, не позаботился даже собрать волосы жертвы в хвост на затылке, прежде чем прогнать ее в лес. Ясное дело, за долгое время они свалялись, как войлок: колтуны на концах так тяжелы, так огромны, что издали вполне сойдут за сжатые кулаки.

«Да, – думаешь ты. – Подобной жестокости свет не видывал».

Однако щеки ее относительно чисты, и ты тут же представляешь себе, как она опускается на колени у ручейка, бегущего через поле для гольфа, окуная лицо в быструю воду.

По бокам ее платья до самой земли тянутся темные полосы: долго она истекала кровью и не умирала после того, как ей отрубили руки по самые плечи.

Глаза у безрукой девы темно-зеленые, а может, и карие.

– Привет, – говорит она.

Чем провинилась безрукая дева?

Кто ее знает… да это уже и неважно. Ее отец счел проступок достойным подобного наказания. Остальные сочли случившееся немыслимым зверством: судьба девы повергла всех в ужас.

Где они были, когда ее отец схватился за топор? Кто их знает…

В лесу за домом она живет, сколько ты себя помнишь, хотя при тебе никто никогда о ней особо не распространялся. Живет – и пусть живет, только бы не совалась на поле для гольфа.

Чужим никто из нашего городка о ней не рассказывает, и все-таки слухи как-то просачиваются наружу. Нет-нет да прослышат о лесной девушке очередные телерепортеры из большого города и приезжают целой бригадой делать сюжет про нее. Обычно под Хэллоуин, но бывает, что и к Международному Женскому Дню. Или, допустим, когда в их городе с женщиной стряслось что-то ужасное, и им страсть как необходимо разыскать побольше похожих жертв, чтобы дополнить историю и подольше на ней жировать.

Одна такая, чтобы о ней написать, из самого Индианаполиса к нам прикатила. Прикатила и спрашивает, не знает ли кто, как ее изловить, будто она – кролик, или, скажем, собака бродячая. А станция, говорит, за откровенность заплатит. И сумму в долларах назвала, да такую, что сразу ясно: в Индианаполисе на мелочи не размениваются.

Однако как она прикатила, так и уехала ни с чем. В здешних местах таких подходцев не любят.

Все говорили, и не раз еще скажут, что безрукая дева ни с кем никогда не заговаривала. Да-да, говорили: конечно, пришлым из Индианаполиса о ней знать незачем, но для местных она вроде как своя, а о своих в своем кругу отчего бы не посудачить?