Амрита Кели - Кайвалья

– Вот так я люблю, Асури! – злобно смеялся ненасытный Хираньякша, глядя на меня.

Из моих глаз непрерывно лились слезы, но я молилась только о том, чтобы с Джагаем все было хорошо. Казалось, прошла целая вечность, мои глаза иссохли, чесались и зудели.

– Довольно, отпустите ее, только срежьте волосы – пускай он знает, что она потеряла свою чистоту.

Меня повели по коридорам, но я уже почти ничего не различала, дрожа от сильного озноба. На выходе из дворца меня отвели в сторону, и кто-то острым лезвием отрезал мне косу. Я стояла и смотрела, как от моих слез, капающих на пол, идет пар. Невидимые руки холодным лезвием грубо сбрили мои волосы, и утренний холод обжег голову.

– Иди! – крикнул кто-то, и я пошла. Правой рукой, нащупав амулет на шее, я прошептала самой себе: «Иду к тебе, Джагай, иду!»

Небо над моей головой было бело-голубое, вылинявшее, а в нем одинокая точка – ястреб, тоскливо огибающий круг. Я шла и шла, чувствуя, что река уже близко.

Сделав поклон, я прямо в одежде зашла в ее холодные, кристально чистые, изумрудные воды и погрузилась в них с головой. Я чувствовала, как грязь и боль уходят, покидают меня… Слезы смыты. Я просто стояла и чувствовала, как священная вода течет сквозь меня. Я чувствовала, что очень устала, в глазах темнело, но чудо – ко мне бежал Джагай!

– Любимый, ты жив! – помню это странное мгновение: моя обритая голова не покрыта, а Джагай смотрит на меня. На глаза опустилось что-то темное, и я перестала что-либо различать. Силы оставили меня. С криком он вбежал в реку, взял меня на руки, и очнулась я уже в его доме…».

Он шел по узкой улочке между домами. У тибетцев не было принято держать большие участки или как-то отгораживаться друг от друга. Недостатка в земле не было, но дома, стоящие на улочке, жались друг к другу, словно им было холодно поодиночке. Дом, следующий дом, еще дом. Так Ясон вышел на главную площадь деревушки. Несколько лавок уже было открыто. Слева к самому большому магазинчику прижималось белое здание гестхауса. Там остановилась Волчица. У Ясона не было желания встречаться с ней сейчас, поэтому он прошел мимо входной двери, за которой пряталась лестница, ведущая наверх.

Вскоре асфальтовая дорога превратилась в тропку, рассекающую зеленый покров. Справа стояла буддистская ступа с небольшим деревцем, упрямо проросшим сквозь камень. Предание гласило, что оно выросло из сердца святого, чье мертвое тело было помещено когда-то в ступу.

Впереди, на возвышении, стоял большой храм-пагода бардового цвета, красочно разукрашенный и с просторной бетонной площадкой перед входом. Ясон решил идти по петляющей тропке до конца, пока она не прервется. Он почувствовал, что поднимается вверх, когда идти стало тяжелее. Справа вырос громадный термитник, и Ясон залюбовался удивительной архитектурой глиняного дворца со множеством маленьких отверстий. Ему вспомнился недостроенный Храм Святого Семейства в Барселоне, который Гауди так и не смог завершить при жизни. Гении часто вдохновляются природными явлениями. В Барселону они ездили вместе с отцом, который хотел, чтобы сын почувствовал атмосферу этого свободного города, раскрепостился и расслабился.

Отец любил пить вино, покуривать травку (в Барселоне ее предлагали на каждом углу) и проводить время с молодыми девочками – открытый, идейный гедонист, он немного беспокоился, что его сын был все чаще холоден и отстранен. Ему хотелось, чтобы у Ясона было гораздо больше женщин.

Вверх становилось идти все труднее, тропа стала совсем крутая, но Ясон, тяжело дыша, с удовольствием взбирался по извилистой глиняной линии прямо к небу, нежно прокрашенному голубой лазурью.

Тропа закончилась, врезавшись в асфальтовую дорогу наверху. Переводя дух, он обернулся и стал осматривать прекрасную долину. С тибетского название деревни переводилось как «Доброе место». Это сообщила вчера Волчица, когда они шли договариваться о жилье. Вдалеке, слева от него, долину ласково обнимали зеленые холмы, увенчанные деревцами, похожими на танцующих лесных человечков. Он посмотрел вправо: асфальтовая дорога терялась где-то на полпути к многослойным далям Гималайских гор. Их подступы были окрашены в смешанные оттенки от ярко-зеленого до охристо-желтого.

Если смотреть прямо, за тропку, по которой он взбирался наверх, то там вдали за долиной в голубовато-серой дымке тонули низкие и темные очертания холмов. Вокруг царило ощущение одновременного присутствия всех четырех времен года.

«Ише, наверное, понравилось бы здесь», – эта мысль удивила его. Он стал вспоминать странную первую встречу с ней, когда ему показалось, что они давно знакомы.

Город с огромным и странным Треугольником, в котором он встретил ее, был сейчас далеко, но воспоминания, похожие на сладкую, вываренную молочную карамель, волновали ум.

Мысленно он обращался к ней:

«Где ты сейчас, Иша? Я бы хотел сказать тебе, что отныне ты моя, а я твой. Я сбежал от тебя, словно последний дурак, мнящий себя героем. Я очень слаб и не мог иначе. Неужели ты пришла в мою жизнь, чтобы прогнать этот морок идиотских видений, открыть окно и, впустив свежий воздух, развеять марево воспоминаний?»

Думая так, он шел по дороге, уходя от кедровых деревьев, разрозненно разбросанных по обочине. Справа возвышался еще более высокий холм, и он искал место, где можно было бы без лишних усилий забраться наверх. Но вместо этого он увидел, что прямо посередине на почти отвесной поверхности, усыпанной светло-бурыми травяными кустиками, торчащими из полусухих комков земли, возвышался небольшой выступ, словно пьедестал. Ясон начал карабкаться к нему, и это было на удивление легко. Взобравшись, он сел и огляделся.

Над головой бесшумно парил ястреб. В небесный купол были вклеены золотистые облака, похожие на диковинные украшения. Солнце слепило его глаза, завороженные этой простой и чистой красотой, заставляя щуриться. Ясон поднял голову и посмотрел прямо в сияющее солнце: ему показалось, что в этот миг оплавленные по краям облака грациозно сдвинулись и ястреб начал чертить магический круг, снижаясь все ниже, и ниже, и ниже…

Вечером он записал в свою тетрадь:

«А потом вспышка, темнота и… Я снова стою в комнате, и рядом есть кто-то еще. Я чувствую это. С большим трудом я повернул голову и увидел постель. На ней сидел, скрестив ноги, обритый юноша и читал книгу. Снова вспышка, темнота и…»

Из глаз Ясона неожиданно потекли слезы. Это были слезы восторга, слезы человека, который где-то в глубине сердца понял, что скоро найдет ответы на свои мучительные вопросы. Он еще не понимал этого до конца, но сердце знало, и слезы текли, капая в теплую землю, а перед глазами долго стояло три черных точки, подаренных сияющим солнцем, словно многозначительное многоточие без слов. Спустившись, он прошел еще дальше по дороге и, найдя тропинку, сползающую со склона под углом, стал аккуратно спускаться вниз. Внизу, спиной к нему, стояла Волчица. Она повернулась к Ясону и улыбнулась.