Стивен Кинг - Телефон Мистера Харригана

— Да. Ударил только раз, но то был хороший удар.

Отец ухмыльнулся.

— Хорошо. Но ты должен понять, что всё это дело полиции, если он снова нападёт на тебя. Мы поняли друг друга?

Я сказал, что да, поняли.

— Твоя учительница — она мне понравилась, — сказала, чтобы я не давал тебе спать, по крайней мере, час и убедился, что у тебя не кружится голова. Не желаешь кусочек пирога?

— Конечно.

— Да ещё и чашку чая в придачу?

— Точно так.

И мы взяли по куску пирога и две кружки чая, и папа рассказывал мне истории не о смежных телефонных линиях, или о том, как он ходил в школу, в которой был всего один учебный класс, отапливаемый дровяной печью, и не о телевизоре, который ловил три канала (и ни одного, когда ветер срывал с крыши антенну). Он рассказывал мне о том, как они с Роем ДеВиттом нашли несколько фейерверков в подвале дома Роя и, когда они их запустили, один попал прямо в короб для растопки Фрэнка Дрисколла и поджёг его, а Фрэнк Дрисколл сказал, что если они не натаскают ему связку дров, он всё расскажет их родителям. Он рассказывал о том, как его мама нечаянно услышала, что он назвал старого Фили Лубёрда из Шайло Чёрч Большим Вождём Ракушкой и вымыла его рот с мылом, игнорируя все его обещания, что он больше так не будет. Рассказывал о состязаниях, которые проходили на роллердроме в Оберне — он называл их «разборка», — куда ребята из Старшей Школы Лисбона и Младшей Эдвардской, школы мое папы, ходили каждый вечер пятницы. Рассказывал, как какие-то старшие ребята стащили с него купальный костюм на Уайт Бич ( «Я шёл домой, обёрнутый полотенцем».), и о случае, когда некий парень с бейсбольной битой в руках преследовал его по Карабин Стрит в Касл Роке ( «Он сказал, что я поставил засос его сестре, но я не делал этого»).

Он действительно когда-то был молод.

В свою комнату я поднялся в приподнятом расположении духа, но действие таблетки «Алив», которую дала мне мисс Харгенсен, уже начало выветриваться и моё хорошее настроение выветрилось вместе с ним. Я был точно уверен, что Кенни Янко больше ко мне не полезет, но сомнения всё же не исчезли. Что если его друзья начнут справляться у него про фингал под глазом? Поддразнивать его? Возможно, даже смеяться над ним? Что если он разозлиться и решит потребовать у меня второй раунд? Ежели это случится, я, видимо, не смогу нанести ему и одного приличного удара; попадание в глаз Кенни было, в общем-то, грязным приёмчиком, если уж на то пошло. Он может отправить меня прямиком в больницу на этот раз, или что похуже.

Я умылся (очень осторожно), почистил зубы, забрался в постель, выключил свет и только тогда, устроившись, вновь пережил всё, что произошло. Крайнее удивление от того, что меня внезапно схватили и потащили по коридору. Удар в грудь. Удар в лицо. Как я уговаривал свои ноги держать меня, а они ответили: может, позже.

Как только я оказался в темноте, мне казалось всё более и более вероятным, что Кенни ещё не закончил со мной. Вещи куда более безумные, чем эта, кажутся вам вполне логичными, когда вы находитесь в полной темноте, и вы одни.

Так что я снова включил свет и позвонил Мистеру Харригану.

Я и не ожидал услышать его голос на записи, я просто хотел притвориться, что разговариваю с ним. Чего я ожидал, так это тишины или повторяющегося сообщения, что номер, на который я звоню, больше не обслуживается. Я всунул телефон во внутренний карман похоронного костюма Мистера Харригана три месяца назад, а первые айфоны, поступившие в продажу, имели продолжительность зарядки в 250 часов даже в режиме ожидания. Что означало — телефон мёртв, как и его владелец.

Но звонок прошёл. Этого не могло произойти, это было из разряда фантастики, но под землёй на Кладбище Вязов в трёх милях отсюда Тэмми Уайнетт напевала «Оставайся со своим мужчиной». На пятом гудке звонок оборвался и немного скрипучий голос старика зазвучал у меня в ухе. Как всегда, строго по делу, даже не предлагая звонящему оставить номер или сообщение. «Сейчас я на звонок не отвечаю. Я вам перезвоню, если это покажется уместным».

Прошёл сигнал, и я услышал свой голос. Не помню, чтобы я думал, что сказать; мой рот, казалось, справлялся и без моего участия.

— Сегодня вечером меня побили, Мистер Харриган. Большой тупой пацан по имени Кенни Янко. Он хотел, чтобы я натирал его сапоги, а я отказался. Я не стал на него стучать, потому что подумал — пёс с ним, пусть на этом всё и закончится, я пытался думать, как вы, но мне всё ещё неспокойно. Мне захотелось всё вам рассказать.

Я помолчал.

— Я рад, что ваш телефон всё ещё работает, хотя ума не приложу, как такое может быть.

Опять помолчал.

— Я скучаю за вами. До свидания.

Я оборвал связь. Проверил исходящие звонки, чтобы удостовериться, что я действительно звонил. Номер Мистера Харригана был тут, прямо напротив времени — 11:02 вечера. Я выключил телефон и положил его на прикроватный столик. Потушил лампу и почти сразу заснул. Это было вечером в пятницу. На следующую ночь — а может, ранним утром субботы, — Кенни Янко умер. Он повесился, хотя я не знал ни того, как он умер, ни каких либо деталей в течение следующего года.

Некролог о Кеннете Джеймсе Янко не появлялся в «Льюистон Сан» до вторника, и всё, что он сообщал было: «ушёл внезапно в результате трагического инцидента», но новости разошлись по школе ещё в понедельник и, конечно, мельница слухов работала на полную мощность.

Он нанюхался клея и умер от инсульта.

Он чистил одно из отцовских ружей (мистер Янко утверждал, что у него дома целый арсенал) и оно выстрелило.

Он играл в «Русскую рулетку» с одним из отцовских револьверов и снёс себе башку.

Он напился, упал с лестницы и сломал себе шею.

Ни одна из этих историй не была правдой.

Билли Боган первым рассказал мне эту новость, сразу как приехал на Крохотном Автобусе. Его прямо распирало от желания поведать мне об этом. Он сказал, что одна из подруг его мамки, живущая в Гейтс Фоллс, позвонила и всё рассказала. Подруга, значит, жила напротив дома Кенни и видела, как его выносили в мешке на носилках, окружённых ревущими и орущими родными Янко. Как оказалось, даже отчисленных из школы забияк кто-то любит. Как читатель Библии, я даже мог представить их, раздирающих на себе одежду.

Я как-то сразу — не без чувства вины, — подумал о том звонке, который я сделал на телефон Мистера Харригана. Я говорил себе, что старик мёртв и никак не мог быть замешан в том, что произошло. Я убеждал себя, что даже если такие вещи и возможны за пределами каких-нибудь комиксов ужасов, то я не желал Кенни смерти, я просто хотел, чтобы он оставил меня в покое, но всё это походило на оправдания. И я вспомнил то, что говорила миссис Гроган на следующий день после похорон, когда я назвал Мистера Харригана хорошим парнем за то, что он оставил нам в наследство деньги.