Стивен Кинг - Телефон Мистера Харригана

— Мой отец расследовал это дело, — сказал Эбот, возвращая мне банку, — и через несколько дней после происшествия, я слышал, как он разговаривал с сержантом Полком, который зашёл погостить. Они называют это совещанием в полицейском штабе. Сидели на веранде, пили пиво, и сержант сказал, что Янко баловался каким-то удушающим «садо-мазо». Папа рассмеялся и произнёс, что слышал, будто эту хрень называют ещё «шарфиком Беверли Хиллз». Сержант сказал, что, чтобы помереть с лицом, раздувшимся до размеров пиццы, вероятно, только такой способ и предусмотрен. Мой отец согласился, сказав, что это безумие, но — правда. А потом он проговорил, что особенно его насторожили волосы того пацана. Сказал, что коронера это тоже обеспокоило.

— И что же с его волосами? — спросила я. — И что такое «шарфик Беверли Хиллз»?

— Я посмотрел в Интернете. Это сленговое название аутоэротической асфиксии. — Он произнёс эти слова осторожно. Почти с гордостью. — Ты вешаешь себя. Постепенно затягиваешь петлю на шее и дрочишь, пока теряешь сознание. — Он посмотрел на выражение моего лица и пожал плечами. — Не я причина этих новостей, доктор Эйнштейн, я всего лишь вестник событий. Думаю, такая срань приносит неимоверный кайф, но я, пожалуй, воздержусь.

Я подумал, что тоже воздержусь.

— Что там с волосами?

— Я спросил об этом отца. Он не хотел мне рассказывать, но так как я слышал всё остальное, всё же раскололся. Он сказал, что половина волос Янко поседела.

Об этом я очень много размышлял. С одной стороны, если я когда и рассматривал вероятность того, что Мистер Харриган встаёт из могилы, чтобы нести мщение от моего имени (и временами, по ночам, когда я не могу уснуть, бредовые идеи как всегда прокрадывались в мою голову), то рассказ Эбота ставит крест на таких предположениях. Думая о Кенни Янко, стоящего в шкафу, штаны упали к лодыжкам, верёвка затянута на его шее, а лицо багровеет, пока он занимается своим привычным «садо-мазо»-делом, мне на самом деле становится его жаль. Какая же глупая, недостойная смерть. «В результате трагического инцидента» — говорили в некрологе «Сан», и это было более чем правдиво, глядя на все те слухи, что циркулировали между нами, детьми.

Но с другой стороны была вещь, которую сказал отец Эбота о волосах Кенни. Я не мог удержаться от размышлений — что же могло вызвать такую реакцию? Что Кенни мог увидеть в шкафу рядом с собой, плывя по волнам бессознательности, пока дёргал свой несчастный стручок?

В конце концов я обратился к своему лучшему советчику, Интернету. Там я нашёл разные мнения на сей счёт. Некоторые учёные заявляли, что нет ни одного доказательства, что какое-то потрясение или шок могут заставить человеческие волосы поседеть. Другие же учёные мужи говорили ндээ, ндээ, такое вполне реально. Внезапный шок может убить стволовые клетки меланоцитов, которые определяют цвет волос. В одной из прочитанных мною статей говорилось, что именно такое и произошло с Томасом Муром и Марией-Антуанеттой перед тем, как их казнили. Другая статья бросила тень на предыдущую, утверждая, что это всего лишь легенды. В итоге всё свелось к тому, что Мистер Харриган иногда говорил о покупке акций: ты платишь деньги, тебе и выбор делать.

Мало помалу эти вопросы и тревоги улеглись, но я солгал бы, если б сказал вам, что Кенни Янко навсегда покинул мои мысли тогда или сейчас. Кенни Янко в шкафу с верёвкой вокруг шеи. Может быть, всё-таки успевший ослабить узел прежде чем окончательно потерять сознание, в конце концов. Кенни Янко, возможно, увидел что-то — только возможно, — увидел что-то, напугавшее его так сильно, что он отключился. Что-то, напугавшее его до смерти. Средь бела дня такая мысль казалась неимоверно глупой. Ночью же, особенно если ветер завывает и постанывает под карнизом, не такой уж и глупой.

Перед особняком Мистера Харригана появилась вывеска «ПРОДАЁТСЯ» от риэлтерской компании в Портленде, и несколько человек прибыли, чтобы осмотреть дом. Большинство из тех, кто приехал, были из Бостона или Нью-Йорка (вероятно, некоторые из них даже прилетели чартерным рейсом). Люди, типа тех бизнесменов, что присутствовали на похоронах Мистера Харригана, специально арендовали дорогие автомобили. Тогда я впервые увидел парочку женатых геев, молодых но, без сомнений, обеспеченных и определённо влюблённых. Они приехали на шикарном BMW i8, держались за ручки везде, куда бы ни пошли, и постоянно восклицали: «Ого!» или «Потрясающе!», разгуливая по местности. Потом они уехали и больше не вернулись.

Я видел множество потенциальных покупателей, потому что всё это имущество (под патронажем мистера Рафферти, разумеется) содержалось в образцовом порядке силами миссис Гроган и Питера Боствика. Пит нанял меня, чтобы я помог с хозяйством. Он знал, что я умею ладить с растениями и готов к тяжёлой работе. Я получал двенадцать баксов в час, работая по десять часов в неделю. И понимая, что мой трастовый фонд недосягаем, пока я не пойду в колледж, эти деньги были весьма кстати.

Пит называл потенциальных покупателей Богатенькими Ричи. Как и женатая парочка на арендованном BMW, они всё восклицали «Ого!», но покупать ничего не собирались. Принимая во внимание, что дом стоит в конце пыльной дороги на холме, откуда открывались хорошие виды, но не восхитительные (ни озёр, ни гор, ни скалистых побережий с маяком), я ничему не удивлялся. Как, собственно, и Пит с миссис Гроган. Они окрестили дом Поместьем Белого Слона. [17] Английская идиома, означающее некое имущество, которое хозяин вынужден содержать, но взамен не получает от него никакой пользы.

Ранней зимой 2011-го я потратил некоторое количество своих заработанных садовником денег, чтобы обновить мой старый айфон первого поколения до версии 4. Той же ночью я просматривал контакты и, пролистывая их, наткнулся на номер Мистера Харригана. Недолго думая, я клацнул по нему. Экран оповестил: Звонок Мистеру Харригану. Я прижал телефон к уху со смесью трепета и любопытства.

Исходящего сообщения от Мистера Харригана не последовало. Не был и механического голоса, оповещающего меня, что номер, на который я звоню, больше не обслуживается, и не было никаких гудков. Ничего, кроме мягкой тишины. Можно сказать, мой телефон был, ха-ха, тих, как могила.

Это было облегчение.

На втором курсе я изучал биологию, которую вела мисс Харгенсен, прелестная, как всегда, но больше не моя любовь. Я переключил свою страсть на более доступную (и соответствующую возрасту) молодую леди. Венди Джерард была миниатюрной блондинкой, которая только недавно избавилась от брекетов. Позже мы учились вместе и ходили вместе в кино (когда мой отец или её мама либо папа подвозили нас), и садились на последний ряд. Ну, вы знаете, все эти «липкие» подростковые штучки были в порядке вещей.