Raymond Abaddon - По ту сторону пламени

Имя повисает в воздухе. Наасу предстоит встретиться с сестрой Кана — рано или поздно. Он не отвечает. Кладет подбородок Янни на плечо, следит за срывающимися с козырька магазина капельками.

— На самом деле, всем опасно оставаться, — мы обязаны сказать остальным.

— Они не захотят опять оказаться в логове тварей, — возражает рыжеволосый маг. — У них должен быть выбор.

— Если завтра все получится, поговорим об этом, — Илай сжимает мои пальцы. Если мы выживем. Если освободимся.

— Х-холодно, — жалуется Янни.

— Да, — Наас глядит в пространство перед собой. — Мне тоже.

***

Кафе, где сломался Илай, становится нашим убежищем до предрассветных часов. Теплый свет отсекает ночь зеркалом стекла, а аромат кофе теснит к дверям дождливую сырость. Поднявшись на второй этаж, Илай приносит сухую одежду. — Это… — догадывается Наас.

— Мой дом.

Я глажу мягкую ткань черной рубашки. Мокрые шорты липнут к коже, но длины подола не хватит, чтобы полностью прикрыть бедра. Уткнувшись лицом, вдыхаю запах прошлого Илая — мыло и что-то терпкое, хвойное.

Чужое.

— Не ходи в туалет, — Янни склонился над витриной с по-прежнему свежими десертами. Беспокойные пальцы комкают на животе белую футболку.

— Ладно, — Наас переодевается в такую же. Тянет носом, прикрыв глаза. — Господи, мне чертовски не хватало нормального кофе. А за банку пива с чипсами я убить готов! Или пепси. Или…

Я смеюсь: закуски, газировку и алкоголь в Отрезке размели до нас, не говоря уже о сладком. Теперь скинувшая каменное оцепенение кофейня — почти чудо.

— Да уж. Мария много упустил, — брат Янни ушел к остальным, чтобы помочь с текстом пакта.

— Я отнесу ему… вот это! — выбирает лакомство мальчишка.

— Остальные обзавидуются, — хмыкает Наас.

— Может, не надо? Еще передерутся, — говорю я.

Ближе к полуночи высокие окна покрываются изморозью. Доедающий третье пирожное Янни деревенеет, роняя кусок на пол.

— Они здесь, — Илай отступает от заплетенной белесыми узорами витрины, засовывает руки в карманы форменных брюк. Подойдя к нему, касаюсь

напряженной спины, провожу между лопаток. В нескольких кварталах отсюда определяется наша судьба.

— Тогда стекла тоже обледенели, — он смотрит в темный коридор, ведущий к туалетам. Прикусывает нижнюю губу.

— Илай… — кривится:

— Я… не возвращался после… Даже не знаю, где они похоронены, — стирает кулаком выступившие бисеринки крови. Обнимаю. До боли стискивает мои плечи.

— Ты поговорил с Сирасом?

— Да.

— Еще злишься? — мальчишка размазывает пальцем крем по тарелке.

— Да, — отражение Илая хмурится. — И нет. Не знаю.

— Но ты принял его клятву, — перехватывает мой взгляд. — Ты мог выбрать кого-то другого.

— Нет. Только Сирас связывал меня с прошлым. А ты? Тебя…

— Никто не ждет, — легко срывается с языка.

— Мы выпили чай, — вертит ложку Янни. — С конфетами. И нас забыли.

Наас методично рвет салфетку на мелкие кусочки. Громко тикают часы на стене. Голые ноги обдувает теплом из кондиционера, а призрачный Илай в плену оконной рамы целует меня в висок.

— Я не рассказал Хектору, что сегодня делал, — вздрагивает Янни. — Мы много гуляли, но он вспоминал маму с папой и Аллой, а я только слушал.

— Расскажи нам, — мягко предлагает Илай.

— Но… — маг огня нервно двигает блюдца, переставляет чашки: пытается собрать заклинание из посуды.

— Утром мы разбили колбы, помнишь? — утаскивает нож Наас. — Сообщающиеся сосуды. Ты кинул очень далеко!

— Я… — мальчишка застывает. Отпускает сахарницу. Изможденное лицо просветляется:

— Они взорвались зеленым! А потом Рики сказал…

Наас с улыбкой кивает. Мы садимся за стол, чтобы разделить еще одну историю.

Проснувшись как от толчка, сажусь на матрасе. Сердце колотится за ребрами. За окном тесный дворик купается в солнечных лучах. В гостиной негде ступить из-за собранных из тряпок постелей, а воздух тяжел от дыхания. Разглядываю спящих — спокойные лица и взъерошенные затылки, — привычно считаю: раз, два, четыре, шесть, семь… Восемь: Сано с головой завернулась в плед, но вон видны яркие прядки, значит — на месте. Энид уткнулась носом в потертого плюшевого медведя. У игрушки не хватает одной лапы.

Илай шарит по моей подушке. Во сне он кажется хрупким и уставшим, некрасивым: резкие черты, искусанные губы. Синеватые тени под белыми ресницами. Легко, чтобы не разбудить, касаюсь поцелуем щеки, уголка рта. Выпутываюсь из простыней и подхватываю ботинки, вытягиваю из-под матраса теплый пистолет. Паркет едва слышно скрипит под босыми ногами, ворочается в кресле Наас.

На пустом спальнике у тумбочки свернулся Бес: Сойт Роэн уже встал. В кухне закипает чайник. Там спали Хикан и Эйса. Постояв немного, сначала иду в ванную: слишком рано для новых разговоров. Вчерашняя ночь еще ноет в позвоночнике, сонное оцепенение делает мысли вязкими, заставляя бежать по кругу вслед за частящим пульсом. Мы вернулись в сизых утренних сумерках и почти сразу пошли отдыхать — после прочтения пакта Серафима и Хиканова раздраженного:

— Отвалили! Все равно ни черта в этом не понимаете! — оборотень собирал воедино кости заклинания с разных листов. Бумажки погребли под собой обеденный стол и подоконник. Зевающий Эйса держал на коленях особенно ценные фрагменты:

— Мы закончим сами. Чары по сути готовы. Идите спать.

— Готовы, — прошипел Хикан, — конечно! Готовей некуда!

— Мы притащили постели, — проигнорировал его сын Хайме, — чтобы не разделяться. Там тесновато, но поместимся.

— Чем второй этаж плох? — хмуро поинтересовался Наас.

Эйса тронул опутывающую запястье цепочку с крестиком и хмыкнул:

— Кое-кто психует. Лучше не спорь.

Обернувшись и напоровшись на штормовой взгляд Энид, я дернула рыжеволосого мага за кончик хвоста:

— Иди первым в душ. Ты жаловался, что замерз.

Мне тоже холодно — до сих пор. Но туман в сознании не желает рассеиваться, и я пытаюсь смыть наваждение прохладной водой, пока за дверью рушится тишина. Вот кто-то проходит мимо. Другой останавливается и дергает ручку. Звякает посуда. Выезжает шкафчик. Дребезжит… я оборачиваюсь. Стекло в узком окошке под потолком ходит ходуном.

— Плутон.

Скинув вещи на пол, ставлю в ванну стул. Шатается, но держит. Высоты хватает, чтобы, поднявшись на цыпочки, выглянуть во двор — длинный и темный, до краев залитый асфальтом. Тварь замерла по центру, напряженная, будто готовая сбежать.

С трудом открываю рассохшуюся раму. Громкий треск прогоняет воробьев с балконов:

— Привет.

Скалится своей игольчатой улыбкой:

— Привет.

— Я ждала тебя раньше, — кладу подбородок на подоконник. Замечаю: мы поменялись местами. Момент в Заповеднике — тогда она была по ту сторону окна. — Знаю. Я чувствовала, — пятится.