Raymond Abaddon - По ту сторону пламени

— Почему? Что случилось? Почему ты вообще решил сменить блок?

Хикан огрызается:

— Слишком много вопросов.

Облокотившись о стену, подтягиваю колени к животу, едва помещаясь на шаткой табуретке. Закрываю глаза. Чай остывает, но мне перехотелось пить: чертова мята горчит во рту.

— Ну как? — Эйсандей спрашивает уже в четвертый раз. Оборотень отчетливо клацает зубами:

— Так же! Ты достал! Я же объяснил: магия фонтана дискретна. Я не вижу системы в выбросах. Для нормальных расчетов мало тех побрякушек, которыми снабдили Сано. С ними понадобятся недели наблюдений, а у нас нет времени! Жертвы тоже нет, разве что выбрать кого-нибудь самого сумасшедшего и…

— Хикан!

— Да шучу я… а ты заткнись. От этих выкладок зависит и твоя жизнь, между прочим.

— Ты же закончил с мясом. Дальше просто.

— Да. Осталось настроить связки, чтобы крепко держали источники силы и полюса, не разорвались в случае магической атаки, но легко лопнули от точечного огненного импульса, когда нам понадобится запустить портал назад. Тот еще геморрой. Мы не можем полагаться на удачу.

— А Мантикора? По твоим расчетам, он справится? — понижает голос Эйса.

— Я не знаю, — устало отвечает оборотень.

— Сними его.

— Что?

— Крестик. Серебро же ранит тебя, когда луна округляется. Почему не снимаешь? — Он напоминает о необходимости контроля. Как только начинает печь — пора следить за поведением. Как остывает — можно расслабиться.

— Это пытка. Ты и так мучаешься, а еще и…

— Эйса. Перестань. Не тро… отдай!

— Нет. Теперь я буду твоей совестью. Сосредоточься на формуле.

Его ничего не выдает — но я ощущаю холодок у виска раньше, чем дыхание снега и жаркие руки.

— Насекомые, — Илай непонимающе моргает:

— Что?

— Если бы бабочки вились у света, пели сверчки — Отрезок ничем бы не отличался от дома, — обычный вечер. Только напряжение сковывает плечи, копится в сцепленных пальцах и морозит позвоночник. Качается сияние за окном. Невидимый Хикан вдруг рявкает:

— Не трогай!

— Тебе же не видно.

— Поставь! И убирайся!

— …иначе ударишь, я помню. Рисуй давай.

Я шепчу:

— Нина сказала мне, что маги огня и твари совсем как фонарь и мошкара.

— Нет, — улыбается Илай.

— Нет, — соглашаюсь. Слишком просто. Тогда нас бы здесь не было, а бабочка- Плутон сгорела бы дотла в нашу первую и единственную встречу.

Илай садится на стол и берет меня за руку, подносит к губам:

— Завтра все изменится.

— Завтра? — так скоро?

— Да. Чары почти готовы. Твари придут в полночь. Утвердят пакт. Нам лучше уйти. Не стоит пересекаться с Алвой. Чересчур сильна. Ровня Мантикоре, — я не увижу Плутона. Но и ту ужасную тварь — Алву — тоже.

— Вы с Наасом не потеряли сознания, — вытягиваю ноги, разгибаю затекшую спину.

— Она не обратила на нас внимания. Ты горишь ярче.

— А Янни?

— Наоборот, очень слабый.

— Алва… — гладкое имя. Властное. Ей подходит. — Что с Сирасом?

— Он рядом.

Треснутое стекло в форточке жалобно звякает. Коротко рычит Хикан. Илай улыбается уголком рта.

— Исполняет свое обещание, — хлопают крылья: воробьи мечутся в паутине веток. От ствола отрастает согбенная фигура. — Следит: вдруг я причиню тебе вред?

— А хочешь? — всего несколько дней назад я спрашивала его о том же. Вязкий взгляд из-под морозных ресниц держит крепче сильных пальцев. Наклоняется, трепещут ноздри — втягивает мой запах. Нагретый камень, да? Даже сейчас, когда солнце давно закатилось за щербатые крыши. Понимает без слов:

— Хочешь, — впиться в яркие губы, прикусить, чтобы лопнули затянувшиеся ранки. Распробовать металлическую суть его колдовства. Хрупает окно. Он кусает в ответ — больно, правильно.

Как осколок, проткнувший ладонь однажды. Магия ранит:

— Это в нашей природе.

Стеклянно лопнув, снаружи гаснет свет. Темнота оглушает. Касаюсь его груди, провожу по плечам, спускаюсь по обнаженной коже правого предплечья с узлами шрамов — не вижу, но помню: серебристые на белом, куда светлее моих. Царапаю прохладную шероховатость перчатки: сними. А, впрочем, неважно. Накрываю запястья. Зажмуриваюсь и возвращаюсь назад в поисках правды:

— Я думала, что отличаюсь. От тварей.

Сладкая ложь. Вроде без бабочек фонарь перестанет светить.

— Что они — зло. Не я. Нужно лишь прогнать.

Долгие летние месяцы без тьмы. Колба с прахом маятником качается под одеждой. Что я сделала с внезапной свободой?

Приковала себя к столбу на забытой богом парковке, чтобы найти людей более страшных, чем когда-либо знала.

От рычания оборотня волоски на затылке встают дыбом.

— Они уходили. Приходили новые. Исчезали, чтобы вернуться.

Сплетаю чары, целуя. Кровь на языке скрепляет волшебство.

— Летели на свет.

Тянет гарью.

Илай будто пожарище. Пламя тлеет в углях под слоем сизого пепла, еще горячий дым набивается в легкие. Рывком поднимает на ноги, дергает к себе:

— Что ты пытаешься увидеть? — часто моргает, словно ему тоже горячо и едко.

— Тебя, — багряный жар плавит воздух, обжигает горло.

— И хочу показать, — изменить ключевую связку, произнести вслух. Смотри, гляди же:

— Это всегда была только я.

Лицо Илая ломается удивленным, уязвимым выражением. Осторожно разжимает хватку. Трогает ямочку между ключиц, надавливает. Закрыв глаза, погружаюсь в колкую память — пусть волшебство длится. Смотри:

— Я не хотела отнимать его жизнь. Мне очень, очень, очень жаль.

Сзади взвизгивают половицы.

— Хватит, — тихо просит огненный маг.

— Все нормально? — доносится из темноты коридора.

— Да, — говорит мне Илай.

Я вытираю щеки. Во дворе занимается мутное зарево. Голова Хикана показывается над подоконником, Илай напрягается под моими руками: оборотень скалит заострившиеся клыки. Лимонная радужка ядовито полыхает, а зрачки сузились до вертикальных щелей.

— Тогда какого хрена вы творите?! — интересуется сиплым от ярости голосом. Тяну Илая за футболку — вниз, сейчас мы недопустимо выше. Но он неподвижен. Отвечает, прищурившись и тяжело роняя слова:

— В полночь придут твари. Закончить пакт. Знак будет готов?

За спиной техника, затмевая робкий свет, поднимается мрак. Чернее ночных теней, плотнее знакомых силуэтов тесного дворика. Шелест мышц и похрустывание суставов заставляют передернуть плечами. Илай не сводит с парня пристального взгляда. Тот вздыхает, трет воспаление от цепочки, фыркает:

— Отвали.

— Полночь. Мы уходим сейчас. Одна из тварей невыносима, — дает ему время обдумать услышанное и тянет меня за собой.

— Куда? Рано, — в дверном проеме застыл, скрестив руки на груди, Сойт Роэн.

— Пусть идут, и тварь прихватят! — кричит Эйса. — Иначе мы не сможем продолжить!