Raymond Abaddon - По ту сторону пламени

— Я однажды… боже, это не пересказать. Послушай, магия… ты ошибаешься. Она бывает не только страшной или злой. Иначе никто бы не цеплялся за чертов Университет. Знак у тебя за ухом, — трогает отзывающиеся дрожью линии, — да — метка, исключающая бегство, но и пропуск дальше, чем можно вообразить! Я покажу тебе, когда вернемся! Пройду инициацию и возьму с собой на первое же задание. Кан разозлит… — осекается. Забыл. Забыть очень легко. Растерянное выражение надкалывается морщинками у ярких губ. Обнимаю, глажу между лопатками.

— Все хорошо.

Наас глухо говорит:

— Кан сказал: Тони сам напросился.

— Что?

Горько усмехается:

— Когда связался со мной. Сказал, что мы опасны, что была бы его воля — запер бы всех магов огня в Заповеднике, как Мантикору. Сказал то же, что и ты: мы портим все, к чему прикасаемся. Поэтому он и не хотел, чтобы ты и я жили вместе. И вообще встретились. Сказал: когда огненные маги объединятся, это станет началом конца. Сказал, что Тони умер из-за меня, — голос пляшет от сдерживаемых слез.

— Прости, — мотает головой:

— Вы оба правы. Но он хотел убить нас, а ты — спасти. Может быть, этот путь действительно — начало конца, но мы пройдем его вместе или умрем. Говори мне, что хочешь. Плевать! Пока ты стараешься, все в порядке.

Ничего не в порядке.

Но в его взгляде боль переплетается с решимостью.

Однажды Наас отыскал дуновение надежды за смрадом болезни и вины. Не растерял веры в людей и тварей даже теперь. Я закусываю щеку изнутри, чтобы не расплакаться — вот, где скрывается настоящая магия:

— Это грандиозный мир, Зарин. Ты не видела и десятой его части. Я притащил тебя сюда. И Тони… Кана. Айю. Я идиот, я должен был… я не хотел ничего такого. Но обещаю, потом будет лучше. С Университетом или без.

— Я бы в любом случае приняла ее клятву, даже зная о возможных последствиях, — прошлое не изменить, ведь чтобы сделать другой выбор, нужно быть другим человеком.

— Знаю, — со смешком выдыхает мне в шею. Легко целует. — Кажется, уже тогда знал.

— Спасибо, — что выбрал меня. И все еще выбираешь.

— Всегда пожалуйста, — хмыкает маг.

— Я серьезно, — отстраняюсь, чтобы заглянуть в теплые глаза. — Иначе я превратилась бы в Янни, — или загадочно искалеченного Мантикору. — Я влипла, когда не съела предложенный Ниной леденец. Ты спас меня.

— Подожди говорить о спасении, — морщится.

— Нет. Самое время, — отпускаю его, шарю по карманам.

— Что?

— Я не выкинула, — достаю граненый камешек. — С его помощью можно стереть воспоминания?

— Или превратить в сон, в услышанную историю. Изменить еще тоже, — хмурится. — Только память? Или… приоритеты? — избавить Энид и прочих от картины смерти Кана было бы верным решением. Простым. Но я не в силах принять его.

— Одна мысль способна изменить все. Что ты хочешь сделать?

— Я сама пока не уверена.

— Осторожней с непенфом, — просит. — Я бы сказал: избавься, но их чертовски трудно достать.

А иногда и несправедливые меры необходимы — остается несказанным.

— Да.

— Если захочешь внушить мысль — дождись начала действия непенфа и назови человека по имени. Иначе он запомнит все нереальным, хотя прямые указания почти наверняка исполнит.

— Почему? — Нина не спросила моего имени. Значит, была уверена, что даже с искаженной памятью я не выброшу колбу с прахом.

— Не уверен, — Наас чешет лоб. — Включается какая-то подсознательная суеверность, или вроде того. Знаешь, когда люди обходят черных кошек или избегают ступать на трещины? У каждого есть свои страхи и ритуалы, чтобы успокоиться. Желание исполнить требования, озвученные рядом с приемом непенфа из этой же серии. Тупое, но неодолимое.

— Ясно. Хорошо, — леденец отсвечивает травянисто-зеленым и клеится к коже. Прячу в карман.

— Прогуляемся? — Наас отступает, опускает ресницы: пытается убежать от своей обретающей плотность тени.

— Ты говорил с ней?

— Нет, — ерошит волосы на затылке. — Надо, знаю. Сегодня ночью, — повышает голос, обращаясь к клубящейся под ногами тьме. — Сегодня ночью они придут утвердить пакт, — бледно ухмыляется маг, становясь странно похожим на мелькнувшую за его спиной и пыльной витриной гривистую тварь. Коротко оглядывается.

— Иди к ней, — ты же хочешь. Тебе же нужно.

— Я… — сутулится и прячет руки в карманы джинсов.

— Боишься. Ничего. Иди.

— Ты тоже боялась Плутона? После клятвы? — на переносице прорезаются глубокие морщинки. Их следы уже не исчезают, даже когда Наас улыбается. Признаюсь:

— Я была в ужасе.

— Правда? — удивленно взлетают рыжие брови. — Мне показалось, вы сразу поладили.

— Нет. Я до сих пор ее не понимаю, — где она? Трогаю шрам на ладони в поисках ответа. Парень ежится:

— Кошмар.

— Да, — он не двигается с места, поэтому я ухожу первой. Коснувшись на прощание прохладной щеки, встречаюсь взглядом с облачившимся в плоть чудовищем. Крестообразные зрачки неподвижны, плоский череп с роговыми наростами на скулах обтянут дымной седой шерстью. Тварь просачивается сквозь стекло, охаживает впалые бока тонким, с проступающими позвонками хвостом. Мощные львиные лапы не вяжутся с изогнутым костлявым телом, но она грациозно переступает по битому асфальту, струится, будто привидение. Наас рывком разворачивается, едва создание заговаривает:

— Ни-ве-тишшш, — треугольная пасть легко падает, показав три ряда акульих зубов, и медленно, с усилием, поднимается. Маг застывает, сжав кулаки, — только грудь под рубашкой ходит ходуном.

— Ниветишш, — повторяет тварь ровнее.

Облизав губы, Наас хрипит:

— Наас. Наас Мерезин.

— Мой, — шелестит она. Я тихонько иду прочь.

— Моя, — доносится сзади.

***

— Ударю, — шипит под настежь открытым окном Хикан.

— Бей. Я знаю, как ты бьешь, — насмешливо отвечает Эйса.

— Не в полнолуние, — на грани слышимости.

— Я не хочу оставлять тебя одного, — Янни и Мария ушли. Когда я проверяла в последний раз, на стадионе появились две точки. Сойт Роэн скрипит паркетом, расхаживая кругами по комнате. Тянет табаком. Остальные рассыпались по волшебной карте, но мне некуда пойти. Завариваю мятные листья, которые пил Кан, стараясь не выдать себя неосторожным звоном ложки о фарфор. Маги в синем от сумерек дворе зажгли торшер из гостиной. Теплые отсветы ложатся на дерево и машину, притихших птиц среди ветвей. В коридоре по полу протянулся размытый прямоугольник: гаснет на мгновение через каждые девять шагов. Кухню давно затопили тени, но я сижу в темноте и грею ладони о чашку.

— Эй…

— Что еще?!

— Тони. Мне жаль. Я должен был раньше сказать…

— Забей. Мы не общались последние годы. Когда я перешел в техники, стало трудно поддерживать связь.