Raymond Abaddon - По ту сторону пламени

А нашла Сойта Роэна. Новые вопросы без ответов. Наас тоже спрашивает:

— Что с тобой?

— Плутон исчезла. Я… волнуюсь, — звучит дико: волноваться за тварь. — Она странно вела себя перед уходом. Вернее, не странно, но… мне показалось, она чем-то встревожена.

— Да? — подходит вплотную, пятерней зачесывает мне челку назад, привычно тянет за хвост. Ловит взгляд. — Я не обратил внимания. Да и напряженный выдался денек. Большинство тварей свалило из Отрезка, ты заметила?

Да. Утром проверяла чары. Почти пустая карта показала четыре до смешного равноудаленных точки. Испугались Высших?

Но Плутону нечего бояться. Так какого черта?!

— Ученые думают, она мертва, — хуже того — уверены.

— Решили, что погибла, когда мы изгнали дух Советника? Лишилась источника силы — и все. Обычно они умирают не сразу, но Плутон жила очень долго. Мгновенное выгорание после разрыва связи возможно, — предполагает маг. — Вряд ли эти умники способны вообразить, что ты приняла клятву твари.

— Да, но…

— Не парься, — Наас натянуто улыбается. — Скоро появится, смотри: тени удлинились.

— Закат, — еще нет, но воздух уже полнится вечерней прохладой, редеют стаи на проводах. Он прав. Плутон придет. Должна прийти. Ее не было целых пять дней. — Тем более, чары и пакт продвигаются неплохо. Я боялся, Хикан не справится, но, благодаря Янни, он грозится закончить прототип до ночи.

— Прототип? — желтоглазый техник перекроил знак из подвала до скелета. Вычерченная им новая плоть не имеет ни малейшего сходства с покрытым изморозью узором.

— Зарин, — зовет Наас. — Успокойся.

— Я спокойна, — выходит слишком быстро, и он хмыкает:

— Ты кусаешь губы, и ветер не мой, — порыв подхватывает слова. Мимо проносятся, закручиваясь и взмывая к небу, лепестки пепла; мелкий мусор чиркает по голым ногам. — Если кто и ведет себя странно, так это ты.

Мы не говорили с ночи, когда я обвинила его в смерти Тони, а он ударил в ответ. — Я должна извиниться. Мне не стоило говорить…

— Но ты сказала, — прищуривается. — И извиняешься не потому, что тебе стыдно. Ты просто напугана и хочешь, чтобы я тебя успокоил. Но знаешь что? Если искать виноватых, то Тони и остальные мертвы из-за тебя. Ты приняла клятву твари. Мне же стоило просто оставить тебя умирать. Позволить барьеру Заповедника выпить твою силу до дна.

Птицы разом взлетают.

— Стоило, — зажмуриваюсь. Дышать нечем. — Вокруг меня все рушится, ты сам сказал — помнишь?

Звенят выбитыми стеклами дома. Хлопают крылья. Небо тускнеет, будто на город вот-вот опустится ночь. Наас встряхивает за плечи:

— Перестань! Хватит ныть и цепляться за прошлое! Что там насчет свободы? Ты только бесконечно копаешься в себе. Прячешься! Ты не найдешь там ни ответов, ни прощения. Поверь мне, я пытался! Я до сих пор пытаюсь — ни черта не выходит!

— А что еще мне делать?! Как иначе все исправить?! — я перекрикиваю завывания урагана и тревожное воробьиное чириканье.

— Никак! — рявкает Наас. — Мы убили их! И все, кто умрет дальше, умрет из-за нас! Часть тебя всегда будет разрушать. Тебе нужны страх и боль — пища для твоей силы!

— Как тварям… — ветер будто напарывается на стену.

— Да! Как тварям! — в наступившей тишине его голос взвивается до крыш.

— Но я не тварь! Мне плохо, а им хорошо от чужих страданий! Я не хотела никого убивать, — глазам горячо. Вытираю щеки. Наас перехватывает запястья.

— Знаю, — прослеживает шрамы. — Ты не хотела. Вот и главное. Чего ты хочешь. Не что тебе нужно. Чего ты хочешь. Это огромная разница и самый главный вопрос. Не кто ты. Не зачем. Чего. Ты. Хочешь. Скажи мне. Только не про прошлое. Чего ты хочешь от будущего.

— Я… — вытираю нос, — я хочу…

Чтобы Тони и Ниль были живы. Чтобы Айяка не плакала по ночам, свернувшись калачиком и накрыв голову подушкой. Хочу, чтобы Илай перестал замирать, кусая губы, у бурого пятна на асфальте — каждый раз, когда мы выходим из дома. Хочу изменить прошлое, не будущее. Но никакая магия не позволит вернуться назад и переписать историю. Наас прав: я увязла в сожалениях, где нет решений, а одна лишь вина.

Я хочу… иметь достаточно смелости, чтобы подойти к Илаю и прикоснуться к сжатой в кулак ладони. Попросить прощения. Утешить.

Хочу найти правильные слова и отвлечь Айю от ее горя — хоть на минуту.

Хочу…

— Хочу, чтобы мир подписали добровольно. Не Совет, остальные. Не хочу запугивать их. Так мы действительно станем чудовищами, и не только на бумаге — в сознании всех магов Университета. Эйса думает, люди с радостью придут к нам, если сделать магию развлечением. Но она — гораздо больше…

— Говори, — требует Наас, стоит замолчать. — Не думай, сначала говори.

Говорю. Быстро, не давая мыслям оформиться и пойти по кругу:

— Страх. Гнев. Грусть, тревога, ревность, потеря… спокойствие и радость, все чувства составляют волшебство и нас самих. Магия сложная, ранящая, переменчивая. Никогда не была и не будет простой. Мы ведь не такие, а мы и есть магия! Поэтому Университет продолжает существовать в несправедливости, лжи

и трусости. Мы не умеем иначе. Пакт всего лишь проведет черту между людьми и не-людьми. Мы освободимся, но ничего не изменим. А потом кто-нибудь нарушит мир и — что? Что будет? Война?! Скорее — бойня!

— Да, — роняет, отводит взгляд.

— Ради войны твари готовы объединиться, — смех звучит колотым льдом.

— И ради мира тоже, — напоминает Наас.

— Или они просто ждут возможности напасть на весь Совет, весь Университет разом. Вдруг они врут нам? А мы верим из-за общей природы… — он открывает рот, но я не даю сказать. Обхватываю бледное лицо, заставляя смотреть на меня, глажу прохладную кожу. — Было просто верить Плутону, пока никто не умер. Но теперь все иначе, и я боюсь. Ее тоже боюсь, видел бы ты, как она говорила о прошлой войне. Я не вынесу, если… Послушай, ты ведь привел меня к ней. Рискнул собой, мной, Айей — чтобы выполнить данное обещание. Я не понимаю, зачем. Она помогла тебе спрятать силу от ученых. И что? Ты мог нарушить слово. Она даже не человек, — Наас кривится: я говорю, как сказали бы другие. — А ты делал вещи и хуже. Что в ней особенного?

Рыжеволосый маг шепчет:

— Ничего.

— Но тогд…

— А разве у тебя было иначе? Ты-то почему приняла клятву?

— Моя сила больше, и… — широкие брови сходятся на переносице:

— Чушь. Но я тоже не могу объяснить…

— Тогда покажи! — до желваков стискивает зубы. — Пожалуйста! Покажи мне! Вздыхает. Отстранившись, опускается на корточки. Прикладывает пальцы к асфальту. Ничего не происходит — с минуту. Отхожу, отворачиваюсь, и тогда сухой треск наполняет дрожью колени. Вокруг Нааса прямо в камне прорезается знак: близнец чарам, что перенесли нас к озеру у сосен и живому-мертвому Тони. Маг поднимает лихорадочно блестящие глаза: