Джон Ширли - Черные крылья Ктулху • 2 [Восемнадцать историй из вселенной Лавкрафта] [сборник]

В двери ворвалась полиция. Луна словно бы увеличилась в двадцать раз. Лунный свет источал неизбывную сладость. Феликс скачками кинулся к двери. Полицейские открыли огонь, побежали следом. Снаружи, на парковке, стоял большой белый фургон. Дверь была открыта.

Внутри ждала Карлотта, выставив напоказ все свои шестнадцать крохотных грудей. За рулем сидел вурдалак. Наверняка Хуан. Карлотта пипикнула, залаяла; по всей видимости, это означало: «¡Vámonos!» [8] Едем! ( исп. ) Феликс кинулся к своей красотке. Фургон, накреняясь, пулей вылетел из «живописного делового центра Бербанка».

«В ту ночь, — в прессе ее назвали „атакой вурдалаков“, — мне удалось спасти босса разве что чудом. Он чуть не в истерике бился, снимая „Холодный воздух“ {65} 65 «Холодный воздух» — рассказ Г. Ф. Лавкрафта (1926); послужил основой для одного из эпизодов «Ночной картинной галереи»; сценарий для телепостановки создан Р. Серлингом. , — на площадке дневал и ночевал. Были назначены пробы на вурдалаков для „Модели Пикмана“ — и, как оно всегда с Эн-би-си, объявление о том, что пробы отменяются, затерялось на главном распределительном щите. Босс решил, что пойдет. Пожалел бедолаг-актеров, которые уже прождали так долго. Как только он появился, один из них — нарик, не иначе, — понес какую-то чушь. Я попытался увести босса, но тот, как всегда, заартачился. Тут к первому подскочил еще один „вурдалак“. А нарик возьми и оторви ему руку. Мы все решили, это фокус такой, раскрутки ради. И тут охрана начала пальбу. Босса я благополучно вывел за дверь. А в Эн-би-си все это дело замяли. Решили, пусть думают, что это была дурацкая рекламная кампания. Разумеется, кое-что наружу все-таки просочилось — у нас ведь в городе как: чем больше крови, тем круче новость. Какой-то репортеришка попытался связать этот инцидент с вандализмом на кладбище, но я вам так скажу: это всего-навсего очередная наглядная иллюстрация того, какие в Голлижути нравы».

Даррелл Швейцер пишет в жанре фэнтези и ужасов с начала 1970-х годов. Его произведения публиковались в журналах «Whispers», «Twilight Zone», «Cemetery Dance», «Interzone», «Postscripts» и в многочисленных сборниках. Его перу принадлежат три романа: «Разбитая богиня» (The Shattered Goddess, 1982), «Белый остров» (The White Isle, 1989) и «Маска чародея» (The Mask of the Sorcerer, 1995) — и повесть «Жизнь с мертвецами» (Living with the Dead, 2008). Швейцер пишет стихи, критические работы, берет интервью. Он автор книг о лорде Дансени и Г. Ф. Лавкрафте и девятнадцать лет проработал одним из редакторов в журнале «Weird Tales». Швейцер четырежды номинировался на Всемирную премию фэнтези и один раз ее получил.

Б о льшую часть этой истории остается лишь домысливать, потому что во многом это лишь предположения плюс изрядная порция лжи. Я не видел, как все было. Меня там не было.

Признаю, что встретил Реджинальда Грэма в колледже в начале своего первого семестра. Он был на два года старше, и да, я превозносил его сверх меры и, видимо, действительно, как тогда утверждали зубоскалы, таскался за ним следом, как щенок, но нет, любовниками мы не были, никакого гомосексуализма, все было совсем не так. Ненавижу, когда люди мыслят исключительно такими вот клише и совершенно не способны хоть чуточку пошевелить своими крошечными мозгами. Когда юноша вступает в подобные отношения с человеком постарше, это скорее попытки Вагнера найти своего Фауста, сделаться подлинным учеником чародея, ассистентом безумного ученого, мелким прислужником. Чтобы получить эту роль, не обязательно даже быть горбуном. Юноша жаждет мудрости и наставлений, жаждет найти свой путь в жизни и отчаянно цепляется за того, кто, по его мнению, может все это дать. Возможно, это и правда свидетельствует о некоторой слабости характера или даже незрелости. Вы когда-нибудь спрашивали себя, а что же в конце концов сталось с беднягой Вагнером? Да всем плевать. Сами прочтите.

Основную-то часть все знают:

и т. д. и т. п.

Быть может, я действительно искал отца и гуру в одном лице и был бесхребетным слабаком, но уж точно не голубым, так что даже не думайте.

Какой я после этого сумасшедший? Слушайте же! И обратите внимание, сколь здраво, сколь рассудительно могу я рассказать все от начала и до конца. {67} 67 …Какой я после этого сумасшедший? Слушайте же! И обратите внимание, сколь здраво, сколь рассудительно могу я рассказать все от начала и до конца… — Цитата из рассказа Э. А. По «Сердце-обличитель» (1843) (перев. В. Хинкиса).

Я таскался за Реджи Грэмом, потому что считал его гением. В ту пору он намеревался стать гениальным поэтом, следующим Т. С. Элиотом или Эзрой Паундом, а если слова его частенько и казались бессмыслицей, то лишь из-за своей глубины. Могло ли быть иначе? Ведь он декламировал их с такой страстной убежденностью. Да, конечно, определенную роль тут играли физические данные (Реджи был крупным, широкоплечим малым с ярко-рыжей шевелюрой, густой бородой и громовым голосом) и актерский талант (при желании он великолепно и без труда имитировал британский акцент), но сам голос звучал правильно. В нем, как в голосе пророка, чувствовалась власть. И Реджи действительно был гением.

Именно тогда он впервые прозрачно намекнул мне на то, что позднее гораздо более легкомысленный писатель окрестил «жизнь, вселенная и все остальное» {68} 68 «Жизнь, вселенная и все остальное» — название юмористического романа (1982) Д. Адамса. . Как-то поздно ночью мы возвращались на машине не помню откуда, ехали по пустынной загородной дороге и забрались так далеко от цивилизации, что даже на горизонте не было отсвета городских огней. Показывая на темнеющие вокруг поля, Реджи спросил:

— Генри, ты когда-нибудь серьезно задумывался об этом? О тьме? Достаточно чуточку углубиться в поля, отойти от дороги и ближайших фермерских домов всего на несколько сотен ярдов, и ты словно окажешься на другой планете. Там может происходить что угодно, и никто этого не увидит и не услышит. Если там кого-нибудь убивают, насилуют или… — Он засмеялся и закончил зловещим голосом Бориса Карлоффа: — Едят заживо каннибалы, эти огни, весь мир, цивилизация, спасение — все это будет безнадежно далеко, недосягаемо, словно звезды, и никто никогда не узнает.

— Но утром найдут тела. Слетятся стервятники.